Настоящий мужик. История парня из Anthrax

Это было неважно. Народ сожрал с удовольствием и хотел еще, и на концертах до сих пор постоянно просят сыграть эту песню. И время от времени мы веселим публику. Играем два куплета и два припева, а потом начинаем другую песню, пока толпа сходит с ума. Мне всегда нравилось, что Anthrax не загоняют себя в рамки. Slayer придерживаются определенного образа – никаких улыбок. Только ярость и свирепость. Даже Metallica и Megadeth всегда выглядели и вели себя на сцене определенным образом. И это не шаблон; когда они играют вместе, они действительно такие. Но у нас никогда не было необходимости вписываться в определенные рамки и шаблоны, что позволяет нам экспериментировать. Мы записали «I’m The Man», а через несколько лет вернулись с Public Enemy и сыграли металлический кавер на «Bring The Noise», и фэнам понравилось. Я думаю, дело в том, что мы из Нью-Йорка, а не из Сан-Франциско или Лос-Анджелеса. После ухода Тербина мы решили, что хотим быть собой.

Иногда мы брутальные, иногда ведем себя как идиоты. Мы – это наша аудитория. Я думаю, мы научились этому у Ramones. Мы кучка чуваков, играющих в группе. Мы сочиняем песни, ездим в тур, и нет необходимости корчить серьезные рожи. Если что-то смешное – мы поржем. Если у нас хорошее настроение – будем улыбаться. Если что-то раздражает – будем звучать яростно. Кто сказал, что нам чужды эмоции? Я ведь живой человек, и настроение может меняться. Настроение меняется, и музыка вместе с ним.

Поэтому я и начал выступать в шортах. Когда в группе был Нил, я весь день носил длинные шорты, пока не приходилось надевать эти идиотские кожаные штаны, чтобы быть в Anthrax, и я думал: «Бля, теперь я не могу носиться по сцене». Приходилось носить металлический ремень и кожаные штаны. Это был полнейший идиотизм – все равно что попросить баскетболиста бегать в ботинках и узких джинсах.

Я хотел быть собой и показывать себя настоящего – во всяком случае, в Anthrax. Моя личная жизнь никого не касалась. Все то время, что я валял дурака, Мардж понятия не имела, что наши отношения погрязли во лжи. Окончив колледж, она уехала из Бостона и вернулась в Нью-Йорк. Мы стали жить вместе, потому что для еврейских детишек, выросших в Куинсе, это нормально. Мы должны были пожениться, родить детей и воспитывать их с остальными евреями в районе. Мардж получила ученую степень и устроилась работать в IBM[59], где хорошо платили. Я был на мели, но это было неважно, потому что она меня обеспечивала.

Все то время, что я носился по сцене, как маньяк, гастролировал и сочинял альбомы, во мне было это укоренившееся убеждение, что я обязательно должен жениться и завести семью. Я был чуть ли не запрограммирован. И вопреки здравому смыслу мы с Мардж обручились и начали планировать свадьбу. Я знал, что это огромная ошибка, но решил, что все наладится. Время от времени я ей изменял и не знал, сколько это продолжится. Многие мужья изменяют. Может быть, я был одним из них. Но тогда жить во лжи казалось легче, чем расстаться. Одним расставанием я бы не отделался. Меня пугала одна лишь мысль об этом.

Не то чтобы я ее ненавидел. Мы нормально ладили, но она перестала меня привлекать – более того, я ее разлюбил. Не то чтобы я ходил и искал, с кем переспать, но на гастролях использовал любую удобную возможность. Мне было 22 года, и я веселился. Зачем себя этого лишать? 27 ноября мы поженились. У нас была пышная еврейская свадьба в храме. Среди гостей были мои ребята из Anthrax, Джеймс с Кирком – все в костюмах. Родители Мардж были еще более религиозными, чем мои, поэтому для них было важно устроить долгую религиозную церемонию. Были кантор, который пел, и раввин. В какой-то момент во время службы я огляделся, а Джеймс спал, потому что раввин не переставал бубнить. Я стоял и всю церемонию думал: «Что ты творишь?» Это была показуха, спектакль. По крайней мере, была классная вечеринка и все нажрались.

Сразу же после моей свадьбы Anthrax поехали в турне, поэтому медовый месяц пришлось отложить до тех пор, когда мы поехали в «Мир Диснея»[60]. Романтично, не правда ли? Это было своего рода предзнаменованием того, каким сказочным должен стать наш брак. Во всяком случае, я себе пообещал как можно дольше не изменять и продержался около года. Затем, конечно же, я снова начал трахаться на стороне. С Мардж я спал крайне редко. Знаю, многие женятся, и секс вдруг прекращается. Обычно это происходит, потому что жена уже не так интересна, как раньше. Так было со мной. Я придумывал любые отмазки, лишь бы не спать с ней.

Она начинала приставать, и я говорил: «Не могу. Нужно оставить силы и энергию на концерт». Однажды я ей даже сказал, что у меня болит голова. Да, так и сказал. Но, к сожалению, она меня больше не привлекала. Она прилично набрала в весе и становилась похожей на свою мамашу. Мама у нее была крупная, да и отец тоже, и я не мог сказать ей, что она толстая и ей нужно похудеть. Я, конечно, был засранцем, но не настолько. Во мне хватало мягкости.