В темном проеме виднелись габаритные огни и распахнутые створки автофургона. Возле него, спиной к Ларисе, стоял дюжий грузчик и разговаривал по телефону. Фургон перегораживал арку от стены до стены, не оставляя прохода.
— Позвольте пройти! — Лариса задыхалась.
— Нечего тут ходить, — хрипнул грузчик, не отрываясь от телефона. — Не видишь — грузимся?
— У меня там ребенок! — крикнула Лариса.
— Нету там никакого ребенка, — спина грузчика выражала полное равнодушие.
Лариса вдруг испугалась. Славик в трубке давно молчал.
— Славик! — позвала она, — Ты слушаешь? Я уже здесь, совсем рядом! Подожди минутку!
— Да, мамочка, я жду! — громко раздался голос Славика. — Не беспокойся! Лезь в кузов!
Грузчик обернулся, и Лариса сразу все поняла. Он говорил в телефон детским голосом, но губы его совсем не шевелились. Да и не было у него никаких губ. Лариса бессильно закрылась рукой от надвигавшейся на нее оскаленной пасти Охотника...
Бешеная тряска, наконец, прекратилась. Аркаша полежал еще немного, приходя в себя, потом осторожно сел. Избитое тело болело каждой косточкой, но сильнее всего саднило плечо. Аркаша застонал было тихонько, но сразу замолчал. В темноте явственно послышался шорох.
— Кто тут?
— Свои — раздалось у него над самым ухом.
— Кто свои? — испуганно завертелся Аркаша.
— Кто! Люди! — сказали в темноте. — Да не вертись ты! Тут и так тесно.
Кто-то оттолкнул аркашину ногу.
— А где это мы?
— Кабы знать! Поймали вот и посадили в клетку.
— Кто поймал?
— Кабы знать!
Аркаша мучительно пытался вспомнить, что произошло. Вечер обрывался в голове клепаными ажурными конструкциями какого-то цеха или склада... ах, да! Ангар-18, удары хип-хопа, стаканчик абсента, за ним — второй, а вот дальше... слепящий свет прожектора и странный, горелый запах — больше ничего не вспоминалось. Нет, нет, что-то было еще! Там, за прожектором, маячили две темные неподвижные фигуры...
— Я думаю, нас захватили пришельцы, — произнес в темноте тихий голос, — и перенесли с Земли на летающую тарелку.
— Какая уж там тарелка! — возразил голос по соседству. — Клетка, она клетка и есть. Только частая, вроде корзины, что ли. Сам пощупай!
— Это неважно, — спорил тихий, — нас усыпили и перенесли сюда, чтобы доставить на их планету.
— Кого это усыпили?! — возмутился аркашин сосед. — Мне железякой ногу защемило, прямо посреди улицы! Да так хряснуло, что нескоро еще засну, пожалуй... А потом взяли за шкирку — и в мешок.
За спиной Аркаши послышался сдавленный женский плач.
— А когда нас отпустят домой? — спросил детский голос.
Женщина всхлипнула, справляясь с собой, и ласково произнесла:
— Скоро, маленький, скоро!
— Сколько нас тут? — спросил Аркаша.
— Девятым будешь, — отозвался сосед. — Тебя где взяли?
— В ночном клубе.
— На Краснопресненской?
— Нет, в Марьино.
Сосед покряхтел, тяжело ворочаясь.
— По всей Москве собирают.
Аркаша, закусив губу от боли, потрогал горевшее огнем плечо. Ткань была мокрой. Он лизнул ладонь. Кровь. Но пахло почему-то псиной.
— Я ничего не помню!
— Та же беда, — сосед плюнул. — Видел ведь их, сволочей, вблизи — и как отшибло! Кто, сколько...
— Я же говорю — пришельцы! — упорно гундел тихий голос. — Нам стерли память, чтобы мы не могли о них рассказать. И это, между прочим, добрый знак. Значит, отпустят. Наверное...
— Да на кой ляд мы им нужны?!
— Для опытов, — мрачно хохотнул кто-то в отдалении.
— Ой, ну что вы такое говорите?! — женщина опять заплакала.
— Я думаю, они хотят установить с нами контакт, — настаивал тихий. — Мы — представители человечества и должны вести себя достойно.... — он помолчал, — тогда, может, и обойдется...
— Как это — достойно? — спросил Аркаша.
Его здорово мутило от боли, от выпитого за ночь, но больше — от страха.
— Не знаю, как, — вздохнул тихий. — Как разумные существа.
— Существа-то из нас теперь хреновые, — сказал сосед. — Кого хочешь в клетку посади — так ум за разум зайдет.
— Выпустите нас! Кто-нибудь! — в отчаянии закричала женщина. — Я не могу больше!
— Тихо там! — оборвал ее аркашин сосед. — Бабьих истерик только не хватало! И правда, подумают, что тут мартышки бессмысленные! — он привалился к Аркаше, перекладывая больную ногу поудобнее. — Образованный-то правильно говорит. Показать надо распальцовочку, пусть знают, что мы люди достойные, не шушера какая-нибудь. За нас, если что, и войска впрягутся. Долбанут ракетой, так что от ихней тарелки и каемки не останется! — он заметно оживился от собственных слов. — Слышь, ты, друг! Чего затих? Давай, расскажи, что там с этими, существами-то? Как нам себя разумными заявить?
— Ну, можно изобразить геометрические фигуры, — заговорил тихий голос, — начертить теорему Пифагора...
— Пифагора... — расстроился сосед. — Шутишь, парень! Тут своего-то пифагора не видно, не то, что теорему. Да и чем его чертить? На чем?
— Не знаю. В общем, нужно продемонстрировать, что нам знакомы науки и искусства.
— Искусства? Это ближе. Какие ж могут быть искусства — в темноте?
— Музыка, — сказал Аркаша. В голове его все еще пульсировал ночной хип-хоп.
— Правильно! — подхватили с другой стороны. — Давайте споем "Ой, мороз, мороз"!