Мы переглянулись с Антоном и наверняка одинаково подумали: «Вот это здорово! Мы с ними соревнуемся, а они хлопочут, чтобы нас кормили лучше, чем даже их самих кормят…»
По лавкам, гремя тазами, уже разместилась следующая очередь, а нам все не хотелось уходить, пока не кончат мыться Павлов с Агейчиком. Они долго хлестали вениками свои пожилые тела и сделались оба красными, как раки.
- До чего же хорошо! И помылись, и побеседовали со своей сменой, - сказал Павлов…
- Ну, а после поммастера кем будешь? - спросил Антона в одевалке Агейчик.
Антон замялся. Я понял, что он не хочет распространяться.
- Назначат куда-нибудь… на завод.
А когда мы вышли втроем, вдруг говорит:
- Скоро, ребята, расстанемся. Я скоро в Новосибирск к матери еду. Там завод, как наш, и меня туда посылают.
Петр Иваныч твердо вымолвил:
- Я поеду с тобой. Ни за что здесь не останусь.
- Нельзя, Петя. Тебе еще надо доучиться.
- А я поеду, поеду!..
Я молча шагал, ошеломленный близкой разлукой. Все-таки выполняет он свой план возвращения к матери, о чем говорил мне в первые дни дружбы.
13
Грунюшкину привезли часы, и теперь ребята ежеминутно его спрашивали:
- Сема, который час?
- Семка, сколько времени?
- Грунюшкин, твои часы не стали?
Часы были исключительно хороши! Черные, с крышечкой, плоские, тяжелые, хотя небольшие. Ход звонкий, цифирки аккуратненькие, секундная стрелка в кружочке ходит. Завидные часики! Семен беспрекословно отвечал на вопросы, каждый раз отщелкивая и защелкивая крышку,.
Часы исключительные!
Но не это было основным событием тот отрезка нашей жизни. Основным событием был надвигающийся отъезд Антона.
Вот когда я понял, что кончается моя первая юность и начинается вторая, более суровая, когда я останусь один, лишившись первого друга своей жизни.
Я невольно стал задумчив, даже дежурный комендант Лиля заметила мою задумчивость, хотя, я, кажется, ни разу не поглядел в ее сторону с тех пор, как она так бездушно поиздевалась надо мной в момент моего побега.
- Что это наш Коплик приуныл? - мелодичным голоском вдруг заявляет.
«Наш Коплик!..»
- Я вас не трогаю, и вы меня не трогайте, товарищ дежурный комендант, - спокойно отвечаю я.
- В самом деле, Коплик, ты на меня серьезно обижен?
«Вот привязалась»…
- Я же тебя удержала от такого плохого шага,
«Она меня удержала»…
- Если хотите знать, то не вы меня удержали, а друг меня удержал, мой ближайший друг Антон Островский. И оставьте меня в покое, я больше не хочу с вами говорить.
- Нет, все-таки ты злопамятный, Коплик. Тяжелый у тебя характер. Вот Островский скоро уедет, кто, интересно, будет тебя удерживать?
- Ох, товарищ дежурный комендант, лучше будет для вас, если вы от меня отцепитесь.
- Батюшки! Он, кажется, готов заплакать. Интересная картина, честное слово.
Чуть-чуть я не швырнул в нее подушкой, так как в этот момент застилал свою койку. Я был дежурным, и находился в комнате весь день, вот она и привязалась со своим разговором.
- Скажи, Коплик, ты очень дружен с Островским?
Молчу. Достал чемодан и начал перекладывать свои вещи, чтобы дать понять ей, что я не желаю продолжать разговор.
- Напрасно ты дичишься. Я к тебе, как и ко всем ребятам, очень хорошо отношусь… Послушай, если у тебя случится какое-нибудь затруднение, я тебе заменю Островского.
«Она мне заменит Антона!..»
Я глянул на нее, и у меня аж передернулась верхняя губа.
- Батюшки! С тобой опасно слово сказать. Какой у тебя характер, Коплик!..
- Ну, и слава богу, что характер. Меньше будут лезть. Отходите!!
Покачала своей головой в овечьих завитушках и вышла.
До чего я стал злым тогда, сказать невозможно! Так у меня выливалась нечеловеческая тоска по Антону. Только на производстве и отдыхал душой. А работали мы здорово! После того как изжит был последний лодырь, то есть Семен Грунюшкин, группа работала, как часы. Зашел бы кто в цех и поглядел: вот расположились ровными рядами верстаки, и перед каждым верстаком по одному ученику. Тут же опоки, тут земля - все под рукой. Ни одного лишнего движения, ни единой проволочки. Как пришли, положили свои фуфайки и через пять минут уже приступили. Даже пусть выйдет из цеха мастер, ни один не сдаст темпа Антон, как поммастера, проверит взглядом - нет, и ему не находится предлога вмешаться, все в порядке.
Ребята равномерно утрамбовывают землю в своих опоках, хватко выдергивают из земли заформованную деталь, потом - за инструменты. Внимательно склоняются головы над кропотливейшей работой - выравнивать осыпи по краям. Сверкнет то там, то здесь нутромерчик. Опок не дожидается никто, они всегда в запасе.
Ведь наша группа формовщиков кладет основу всей работе завода. Это мы обеспечиваем литье, а без литья, как известно, станут все цеха.
Когда вы слышите на заводском дворе глухой звон, словно бубенчики - это сгружают литье. Значит, в тот день все цеха будут работать. А поэтому наш мастер сказал: «Это самая прекрасная музыка. Лучше этой музыки нет на свете».