— «В вас когда-нибудь стреляли?»
— «Нет».
— «А если у субъекта в руках оружие, то лучше выстрелить первым, а вопросы задавать потом?»
— «Может быть».
— «Вы говорили, что являетесь верным другом полицейского Смита».
— «Да».
— «Если бы он совершил ошибку и застрелил мистера Хансена, вы бы никогда не сказали, что он подложил покойному „лишний“ пистолет, не правда ли?»
(Противная сторона возражает. Суд принимает возражение.)
«Полицейские должны поддерживать друг друга?»
— «Если они действуют честно, то да, должны».
— «Эта ситуация могла сильно повлиять на вас. Вы доложили бы начальству, если бы полицейский Смит по ошибке застрелил мистера Хансена, а потом подложил покойному пистолет?»
— «Да, доложил бы». (Поверят ли этому присяжные?)
«Вы разговаривали с полицейским Смитом до того, как занять свидетельское место?»
— «Да».
— «Когда состоялся этот разговор?»
— «На прошлой неделе».
— «Где?»
— «В „Мясном ресторане Джейсона“».
— «Расплачивался он?»
— «Да. Это была его очередь расплачиваться».
— «Он говорил вам, какие показания собирается давать?»
— «Нет».
— «Вы никогда не обсуждали его или ваши показания?»
— «Нет». (Поверят ли этому присяжные?)
«Вам важно, чтобы его и ваши показания совпали?»
— «Не думал об этом».
— «Вам хочется, чтобы это дело закончилось в пользу полицейского Смита и города, не правда ли?»
— «Конечно!»
— «Вы будете переживать, если присяжные решат, что полицейский Смит подложил пистолет покойному мистеру Хансену, не правда ли?»
— «Не думаю, что это было бы справедливо».
— «В конце концов, он ваш друг и напарник».
— «Да».
— «И сделаете все возможное, чтобы помочь ему выпутаться?»
— «Нет, если для этого мне придется лгать под присягой».
— «Если вы решите солгать под присягой, вы же нам об этом не скажете, не так ли?»
(Возражение противной стороны, так как она считает вопрос спорным и основанным на выводах. Поддержано судом.)
«Вы слышали, как миссис Хансен кричала, что у ее мужа никогда не было оружия, что его подложили вы, полицейские, не правда ли?»
— «Я не разобрал, что она кричала».
— «После выстрела вы отвели ее на кухню?»
— «Да».
— «Вы впервые увидели пистолет под телом мистера Хансена, когда вернулись из кухни?»
— «Да нет, я увидел его, когда первый раз вошел в дверь».
— «Вы не можете точно рассказать нам, что делал полицейский Смит, пока вы были на кухне, не правда ли?»
— «Нет».
— «И вы не видели мистера Хансена перед тем, как выстрелил полицейский Смит, не так ли?»
— «Нет».
— «Значит, вы не видели собственными глазами, подкладывал ли полицейский Смит пистолет под тело жертвы, не правда ли?»
— «Я знаю, что он этого не делал».
— «Ни вы, ни полицейский Смит, ни управление полиции не смогли связать этот пистолет с мистером Хансеном, не так ли?»
— «Нет».
— «„Лишние“ пистолеты — это те, которые нельзя связать ни с одним человеком, так ведь?»
— «Наверное».
— «Это то оружие, которое полицейские на всякий случай носят с собой, чтобы использовать в подобном деле?»
— «Мне это неизвестно».
— «Благодарю вас, полицейский Джонс. Понимаю, что вы попали в затруднительное положение. Сожалею, что пришлось вас вызвать».
Никто не смог бы заставить полицейского Джонса признать что-либо относительно «лишнего» пистолета, предположительно подброшенного под труп мистера Хансена. Ни один адвокат, ведущий перекрестный допрос, — каким бы умным, жестким, снисходительным или сообразительным он ни был (не исключая Перри Мейсона), — не может добиться от свидетеля признаний, которые тот не хочет давать. У свидетеля имеются на то свои причины: в данном случае лояльность полицейского Джонса по отношению к своему напарнику и желание сохранить репутацию среди коллег-полицейских. Эти причины перевешивают нежелание полицейского лгать под присягой.
Необходимость говорить неправду — от маленькой лжи до грандиозного обмана, который может изменить всю жизнь, — является решающей во многих обстоятельствах, с которыми мы сталкиваемся ежедневно. Присяжные это знают. Именно для этого они и существуют: чтобы оценить поведение свидетеля и сравнить его историю с собственным повседневным опытом.
Например, мы знаем, что родители солгут, чтобы спасти жизнь ребенка, супруг солжет, чтобы спасти брак. А там, где на кон поставлены деньги, свобода или глубокая внутренняя убежденность, солгать может даже самый честный свидетель, поскольку то, что он защищает, — свобода, брак, деньги, священные принципы — для него дороже присяги «говорить правду, только правду и ничего, кроме правды». Только очень наивные люди могут верить, что под присягой свидетели не лгут. Если это им выгодно, они поступаются принципами — даже самые честные из них.