Читаем Настольная книга для монашествующих и мирян полностью

Смотрите еще глубже, и вы должны увидеть внутри пленника, связанного по рукам и по ногам, против воли влекомого туда и сюда, в самопрельщении, однако ж, мечтающего о себе, что он наслаждается полною свободою. Узы этого пленника составляют пристрастия к разным лицам и вещам, окружающим его, от которых больно нам отстать самим и болезненно расстаться, когда другие отнимают их у нас. Как рыба, попавшаяся на удочку, хоть и плавает, но никак не дальше, сколько позволяет то нить, к которой прикреплена удочка, или, как птица в клетке хоть летает и ходит, но никак не дальше пределов клетки; так и пристрастия оставляют еще душе свободу действовать, как хочет, пока она не касается предметов их; а коснись дело до этих предметов, душа никак не совладает с собою. И чем больше пристрастий, тем меньше круг свободы. А бывает и так, что иной всем связан и не в силах сделать движения в одну сторону без того, чтоб не причинить себе боли с другой. Подобно тому как идущий где-либо в лесу и запутавшийся там и руками, и ногами, и платьем в прилипчивую траву, каким бы членом ни двинул, чувствует себя связанным; таким точь-в-точь чувствует себя и пристрастный ко многому тварному. Это поставьте третьею чертою нашего внутреннего состояния – пристрастность. Противоположное ему свойство святых есть отрешенность от всего, свобода сердца, внутренняя независимость. Средину между ними составляет работа над освобождением сердца от пристрастий.

Расхищение ума, многозаботливость и пристрастность – это еще не вся доля наша. Хоть они качествуют внутри, но все еще витают как бы на поверхности сердца. Приникнем же глубже вниманием к этому сердцу и прислушаемся к тому, что там.

Упреждаю ваше соображение сравнением. Путник в горах – видит пещеру, вход в которую прикрыт разросшеюся травою, внутри – мрак. Приложив ухо, он слышит там шипение змей, рычание и скрежет зубов диких зверей: это образ нашего сердца. Случалось ли вам когда наблюдать за движениями его? Попробуйте сделать это, хотя в продолжение небольшого времени, и смотрите, что там делается: получили неприятность – рассердились; встретили неудачу – опечалились; враг попался – загорелись местью; увидели равного себе, который занял высшее место – начинаете завидовать; подумали о своих совершенствах – заболели гордостию и презорством5.

А тут человекоугодие, тщеславие, похоть, сластолюбие, леность, ненависть и прочее – одно за другим поражают сердце, и это только в продолжение нескольких минут. Все это исходит из сердца и в сердце же возвращается.

Справедливо один из подвижников, внимательных к себе, созерцал сердце человеческое полным змей ядовитых, то есть страстей. Когда загорается какая-либо страсть – это то же, как бы змей выходил из сердца и, обращаясь на него, уязвлял его своим жалом. И когда выникает змей – больно, и когда жалит – больно… Ужаливая, питается он кровью сердца и тучнеет; тучнея, делается более ядовитым и злым и еще более тиранит сердце, в котором живет. Так бывает не с одною только страстью, но со всеми; а они никогда не живут поодиночке, а всегда все в совокупности, одна другую заслоняя, но не истребляя.

Таково сердце человека, греху работающего, кто бы он ни был. В противоположность этому, сердце святых свободно от страстей, или украшается бесстрастием. В средине стоят борющиеся со страстьми и похотьми под знамением подвигоположника Господа, в Его всеоружии.

Вот чему возможно в каждом из нас делаться. По этому описанию можем определить, что именно во мне и в тебе есть, и что потому мы есмы, и чего можем чаять. Горе рассеянным, многозаботливым, привязанным к чувственному и терзаемым страстями! Блаженны, напротив того, души, внимательные к себе, успокаивающиеся в Боге, отрешившиеся от всего и сердце свое очистившие от страстей! Благословенны и труды тех, которые, оставя пагубы6 первых, стремятся востечь к блаженству вторых!

Семь нечистых духов

Слово Божие бесконечно велико. И человеческое вглядывание в него, даже не выходящее за пределы разумения Святой Православной Церкви, постоянно обретает и новые оттенки постижения, и нераскрытые прежде значения вечного и постоянного смысла.


Хорошо известна и обширно применяется притча Спасителя о нечистом духе, вышедшем из человека. «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, пришедши, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, вошедши, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого» (Мф.12:43–45). Добавление Господа Иисуса Христа: «Так будет и с этим злым родом» – ясно показывает, что содержание притчи раскрывает прежде всего социально-историческую судьбу «рода лукавого и прелюбодейного», который «ищет знамения», ибо притча рассказывается Спасителем с намеком на этот "род" (Мф.12:39).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)
Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

Книга посвящена исследованию святости в русской духовной культуре. Данный том охватывает три века — XII–XIV, от последних десятилетий перед монголо–татарским нашествием до победы на Куликовом поле, от предельного раздробления Руси на уделы до века собирания земель Северо–Восточной Руси вокруг Москвы. В этом историческом отрезке многое складывается совсем по–иному, чем в первом веке христианства на Руси. Но и внутри этого периода нет единства, как видно из широкого историко–панорамного обзора эпохи. Святость в это время воплощается в основном в двух типах — святых благоверных князьях и святителях. Наиболее диагностически важные фигуры, рассматриваемые в этом томе, — два парадоксальных (хотя и по–разному) святых — «чужой свой» Антоний Римлянин и «святой еретик» Авраамий Смоленский, относящиеся к до татарскому времени, епископ Владимирский Серапион, свидетель разгрома Руси, сформулировавший идею покаяния за грехи, окормитель духовного стада в страшное лихолетье, и, наконец и прежде всего, величайший русский святой, служитель пресвятой Троицы во имя того духа согласия, который одолевает «ненавистную раздельность мира», преподобный Сергий Радонежский. Им отмечена высшая точка святости, достигнутая на Руси.

Владимир Николаевич Топоров

Религия, религиозная литература / Христианство / Эзотерика