Подобные интерпретации непосредственно связаны с процессами, происходящими в аналитической ситуации непосредственно «здесь и сейчас», особенно с процессами переноса.
Меняющая интерпретация имеет две фазы: в первой клиент осознает направленность энергии Ид на аналитика («Вы ненавидите меня – аналитика, так как боитесь моего осуждения…»); во второй – направленность этой энергии на воображаемый объект («… как если бы я был вашим отцом»).
При этом аналитик избегает поведения, которое могло бы укрепить представления клиента о нем как о «плохом» или «хорошем» воображаемом объекте Он дает интерпретацию в спокойной, невозмутимой манере. В результате клиент осознает несоответствие между своими архаичными образами и поведением аналитика, что позволяет ему сконструировать более реальный образ – смесь хорошего и плохого. Новые интроецируемые объекты становятся уже менее жестокими и пугающими, что способствует снижению агрессивности Суперэго.
Если степень вытеснения у клиента слишком велика, интерпретация вызывает у него тревогу. Она может проявиться в виде вспышки неконтролируемого гнева на терапевта или ухода из терапии, а может носить и скрытый характер, когда пациент не реагирует на интерпретацию.
Я интерпретирую в двух случаях. Во-первых, чтобы показать пациенту, что я не сплю, и, во-вторых, чтобы показать пациенту, что я могу ошибаться.
В момент интерпретации аналитик принимает на себя определенное количество живой, актуальной и непосредственно направленной на него энергии Ид пациента. В этот момент терапевт может повести себя непрофессионально, например, попытаться подавить негативную реакцию пациента. В ответ клиент воспринимает терапевта как опасный объект и интроецирует его в свое архаическое суровое Суперэго.
Аналитика, который, напротив, побуждает пациента освободить свои импульсы, клиент может спутать с образом вероломного родителя, который сначала разрешает искать удовлетворения, а затем неожиданно наказывает. В этом случае клиент сам начинает обращать на аналитика всю суровость, на которую только способно его Суперэго.
Если же аналитик старается предстать перед клиентом в виде «хорошего» объекта, тот воспринимает это в архаическом смысле, объединяя с другими своими архаическими «хорошими» образами, чтобы использовать в качестве дополнительной защиты от «плохих» объектов.
Д. Винникотт (2017 с. 72–73) отмечает, что позитивные изменения «зависят от выживания аналитика, которое подразумевает идею неизменности самого качества реакции – отсутствия ответной атаки. Эти атаки очень сложно выдержать, особенно если они принимают маниакальную, бредовую форму, что заставляет аналитика совершать технически неадекватные действия. (Я говорю о случаях, например, когда ты ненадежен в ситуации, в которой только надежность имеет значение, а также о выживании как о сохранении жизни и отсутствии ответного нападения.)
Аналитик склонен интерпретировать, но это может нарушить процесс, а для пациента выглядеть как самозащита аналитика, как парирование атаки пациента. Лучше дождаться завершения этой фазы, а затем обсудить с пациентом, что же, собственно, произошло. Совершенно законно аналитику как человеку обладать своими собственными человеческими потребностями, но на этом этапе интерпретация не является необходимым элементом и сама по себе несет определенную опасность. Таким необходимым элементом здесь будет выживание аналитика и работоспособность психоаналитической техники».
Не нафрейди
Пациенту должно быть комфортно на протяжении всего анализа. Аналитик должен стараться создать условия, в которых приходить и говорить о чем угодно является удовольствием.
Личность развивается во взаимодействиях с окружающими. З. Фрейд (2015) разделял интроекцию и проекцию. Интроекция
отражает желание вобрать в себя все хорошее и может стать хорошим путем отождествления с этим идеалом. Проекция связана со стремлением удалить из себя все плохое, приписав его внешнему объекту.Согласно М. Кляйн (2002), ребенок сохраняет связь со своими отвергнутыми частями за счет проективной идентификации
, объединяющей проекцию этих частей на объект, и отождествления с ним.