Настольная книга сердцеедки

Даша с Авророй, с опаской оглядываясь на собаку, бочком протиснулись в дом, и замерли в дверях. Здесь бы не побрезговали жить и Михалковы-Кончаловские: этакий псевдорусский стиль, но не лубочная дешевка, а прямо царские палаты. Богатая резьба, сводчатые потолки, роспись, роскошные старинные изразцы, фантастической красоты ковер…

— Что вы тут встали? Дайте пройти! — прикрикнула хозяйка, уперевшись им в спину. Она скинула дубленку и оказалась в полосатых серых брюках, белой рубашке и черном кашемировом свитере.

— Садитесь, — кивнула хозяйка, прошла к плите и поставила чайник.

Девушки устроились за круглым столом и замялись.

— Мы по поводу Алисы, — промямлила наконец Аврора.

— По поводу Алисы… — протянула Агриппина Тихоновна. — А вы откуда, девочки?

— Из Питера, — созналась Даша. — То есть из Москвы, но к вам сейчас из Питера.

— А что же вы по поводу Алисы к самой Алисе не зашли, раз вы из Питера? — поинтересовалась «бабка» в брюках от «Ферре».

Даша пересказала историю с дядей.

— Мы просто хотели узнать кое-что об Алисе, — пояснила она.

Агриппина Тихоновна разлила чай по тонким фарфоровым чашкам, выложила в вазочку конфеты, села за стол и сказала:

— Я нашла Алису, когда ей было три года. Она сидела на дереве и пряталась от волков. Не то чтобы я такая жалостливая, просто поняла, что она наша, а мы своих не бросаем. Мне она никогда не нравилась — хитрый, дикий, некультурный звереныш… Но я прожила с ней пятнадцать лет, и с чего вы взяли, что я буду рассказывать о ней первым встречным?

— Мы ничего ниоткуда не брали, — с раздражением ответила Аврора. — Просто мы надеялись, что у вас будет свой интерес нам помочь. Извините за беспокойство.

Она с выражением взглянула на Дашу, после чего девушки встали и пошли одеваться. Хозяйка вышла с ними, присмирила собаку и еще пару минут смотрела им вслед.

— Старая ведьма! — ругалась Даша. — Да и ты хороша — чего мы ушли, даже не попытавшись ее уломать?

— С того, что я не для того стала ведьмой, чтобы пресмыкаться перед всякими, выжившими из ума старыми калошами!

— Хорошо, если еще она сейчас Алисе не позвонит… Вот будет радость! — волновалась Даша.

В темноте идти по лесу было совершенно отвратительно — они вспотели под кучей теплой одежды, но при этом руки, ноги и щеки замерзли.

— Ну, что? — встретила их вопросом Анна Константиновна.

— Ничего! — буркнула Даша. — Совсем ничего!

Они прошли в дом, который напоминал квартиру семидесятых годов: хельга, овальный стол, занавески с крупным геометрическим узором, велюровые кресла.

— А вы в доме были? — настаивала учительница.

Узнав, что были, потребовала описания мебели, одежды, собаки и прочего.

— К ней из города приезжают, а нас-то она к себе не пускает, только Галку, та у нее убирается. Но из Галки слова не выжмешь — она чокнутая, — объяснила свое любопытство Анна Константиновна. — У нас народ не злой, с Агриппиной все дружелюбно обращаются, но в то же время ее побаиваются. Ведьма. А Алиска — так вообще исчадие Ада, всех парней замучила. Женщин ненавидит, девки из-за нее с ума сходили — только у кого с парнем амуры, Алиска его — бац! — и отобьет. А собаку видели, да? Так вот, был у нас парень, Егор Безбородко, очень красивый, у него никто в семье не пил. Он с Алисой встречался, а потом к Ленке Поповой переметнулся. И вдруг пропал…

— Что значит «пропал»? — спросила Даша, так как Анна Константиновна явно ждала реакции.

— А то и значит, — понизила голос учительница. — Ой! — воскликнула она и бросилась к плите. — Чуть суп не убежал!

Разлив суп по тарелкам, Анна Константиновна вернулась к рассказу.

— Татьяна Павловна слышала, как Алиска встречалась с Егором за кладбищем. Она там как раз была на годовщину смерти Антона Дмитриевича, это муж ее покойный, царствие ему небесное. Редкий пьяница был, да такая сволочь, что ни одной бабы не пропускал, даже за мной приударил, только я ему сказала: «Я же твоих детей учу, как не стыдно!» Он мне вообще не нравился — морда красная, перегаром разит… Так вот, Татьяна Павловна днем заработалась, а вечером решила по-быстрому цветочки на могилку положить — она не суеверная, нервы железные, даже Антон ее ни разу до слез не довел. Шла она уже с кладбища и слышит, как Алиска орет: «На кого ты меня променял? Да я тебя в собаку превращу, будешь гавкать всю жизнь!» Вскоре Егор и пропал, у Агриппины кобель появился, Алиса же в город уехала. Только, говорят, они с Агриппиной сильно поругались. Девчонка никогда мне не нравилась. Не то чтобы она из себя строила что-то — перед девками то, может, и да, но мне-то с ней делить нечего… Понимаете: взгляд у нее недобрый был. Я бы во всякую чертовщину не поверила — я же из области, педучилище закончила, — если б не Агриппина. Мне о ней сразу рассказали, только пока у меня мать не заболела и пока ее Агриппина не вылечила, все равно не верила. Или вон наши девки — ходят мужей заговаривать, а те потом не пьют! Ну, что делать — суеверия суевериями, но не пьют же! Поэтому и деревня еще жива, а то бы все спились и поумирали. Место здесь небогатое…