Настольная книга сердцеедки

В холодной комнате того же стиля, что и коридор, сидела… жар-птица. Так, по крайней мере, Аврора восприняла хозяйку кабинета среди полной безликости и унылости окружающего ее интерьера. Жгучая брюнетка с огромными черными глазами, с яркими чувственными губами, смуглой кожей в голубом, как небо над экватором, платье в веселенькую цветочную расцветку. Платье было совсем не зимнее — легкое, шелковое, но к нему прилагались голубые же — только более темного оттенка — сапоги и шуба из золотистой норки, накинутая на плечи.

— Знакомься, это Аня, — улыбнулась Даша, наливая себе вина и прикуривая сигарету.

Аня из-под ресниц взглянула на Аврору, поднялась и протянула ей руку.

— Привет, — произнесла она, улыбнулась, и на щеках заиграли ямочки.

Аврора поняла, что влюбилась. Ей всегда нравились яркие, смелые женщины — она смотрела на них и, с одной стороны, завидовала, а с другой — мечтала быть такой, как они. Что было совершенно недоступно. Потому что ты либо рождаешься с черными волосами, смуглой кожей и бешеным темпераментом, либо даже и не пытаешься загорать в солярии и красить волосы, так как заведомо получится фальшивка.

— Девочки, у меня мало времени, — извинилась Аня. — Работы полно. Давайте начнем, что ли.

Даша кивнула, и они прошли в соседнюю комнату, в которой все было очень просто — белые стены, белый потолок, белый кафельный пол. Окон не было.

— Белый цвет поглощает энергию, — сообщила Аня.

Она стянула с Авроры дубленку, забрала сумку, передала вещи Даше, которая вышла из комнаты и исчезла.

Посреди комнаты стоял простой деревянный складной стул, на котором Аврора и устроилась.

— Закрой глаза, — скомандовала Аня и встала сзади, положив руки Авроре на лоб.

От рук шло тепло — буквально волнами, и Авроре вдруг стало так легко и приятно, будто она после тяжелого дня опустилась в горячую ванну. Аня провела руками назад, к затылку — по телу побежали мурашки. Минут пять Аня массировала голову, после чего отвела ладони на пару сантиметров от Авроры и повела ими вдоль ее торса. Даже без прикосновений Аврора чувствовала, как тепло волнами разбегается от ее рук, словно массируя тело, и оно податливо расслабляется, обмякает, делается ватным… Как только Аврора полностью обессилела, Аня снова подняла руки на уровень ее головы и задержала их там. Аврора почувствовала тяжесть — сначала приятную, но вскоре стало даже больно — так, будто с похмелья раскалывается голова. Она попробовала что-то сказать, но в горле было сухо, и губы слиплись. Голову давило нестерпимо — казалось, еще чуть-чуть, и череп треснет. И появилось такое ощущение, словно из макушки что-то вытягивают.

— Ой, не могу… — с трудом пробормотала она, но Аня быстро замахала руками, и у Авроры закружилась голова.

«Меня не стошнит», — повторяла она про себя, так как желудок вел себя безобразно — то и дело к горлу подкатывала дурнота, и ныло между ребер…

Авроре казалось, что мучение никогда не кончится. Процедура слегка походила на занятия аэробикой с температурой сорок или на похмелье после трех бутылок водки: в висках стучит, голова болит, тело ломит, горло першит, тошнит, и накрывают приступы паники. Но в конце концов мука прекратилась. Правда, намного легче не стало, но Аврора почувствовала себя счастливой уже оттого, что можно разлепить веки и увидеть реальный мир, а не цветовое отображение своих страданий — до того перед глазами мелькали фиолетовые, желтые и зеленовато-коричневые пятна.

Аня взяла ее под локоток и вывела из комнаты.

— Ну, ты хороша! — воскликнула Даша. — Надо было вина выпить, — уже серьезно сказала она, принимая Аврору из рук Ани. — Вот, садись сюда… — Она помогла подруге опуститься на диван и попросила хозяйку: — Позови кого-нибудь, пусть о ней позаботятся.

Аня высунулась в коридор, что-то прокричала, и Авророй занялся худой и лысый молодой человек в спортивном костюме. Он принес сок, какой-то отвар, зажег ароматические палочки, а Аврора опять прикрыла глаза, так как голова все еще болела и в горле было липко. Она не заметила, как заснула, а когда очнулась, почувствовала себя очень, очень счастливой. На душе было легко, ничего не болело, дурнота отступила, и жизнь казалась просто замечательной! Последний раз такой подъем она чувствовала, когда в пятнадцать лет ее одну с двумя подружками отпустили на дачу в Адлер — к бабушке одной из одноклассниц. Это было прекрасное время — ни забот, ни хлопот, куча денег, на которые неожиданно расщедрился отчим, свобода, знакомства с «местными» — то есть с молодыми людьми, дискотеки, первая бутылка вина на троих, первые сигареты, первые ухажеры и поцелуи в кустах жасмина… Но самым приятным было предчувствие — еще в Москве, особенно на перроне, когда город словно растворяется, исчезает, а впереди маячит мираж — первые взрослые каникулы.