Настольная памятка по редактированию замужних женщин и книг

— Прибрала. Путь полежат. До поры. Дай сюда и ползунок!

Ползунок вырвали из рук.

Тогда ехиднейший был задан вопрос:

— А как же с ванночкой для младенца быть? — И дальше посыпались вопросики: — С градусниками ему же? И для тела, и для температуры воды? С сосками, с комбинезончиками для гуляния? С детской кроваткой? С коляской для гуляния, наконец?

— Вроде бы можно.

— Кто разрешил?

— Мама. С ползунком нельзя.

О, боги!

2

Савостина внезапно увидел в вагоне метро — сидел наискосок метрах в десяти. Сидел неузнаваемый — печальный и… осмысленный. С осмысленным лицом. Невероятно!

Яшумов посматривал. Как соглядатай, как сексот. Удивляло, что на метро сегодня. Рендж Ровер сломался?

Парень ответить не мог, по-прежнему сидел-покачивался грустный. Поднялся. Пошёл на выход. Мимо Яшумова!

Главред беспомощно раскинулся и даже зажмурил глаза.

Но Савостин стоял уже возле двери. С петухом своим, тоже унылым. Да он же к нам в редакцию направился!

Яшумов малодушно сидел, не в силах сдвинуться с места. Так и поехал дальше, наблюдая за побежавшим назад графоманом.

Сошёл на следующей. Потом стоял на спасительном своём мосту о четырёх львах. Смотрел вниз, на бегущую воду.

Невольно думалась о Савостине как о человеке. Не авторе даже, не графомане, просто человеке. Со слов Григория Плоткина, который познакомился с нашим героем первым, случайно, в какой-то компании (по пьянке, как он выразился, на лестнице, в перекуре) — Савостин был вроде бы откуда-то из-под Рязани. То ли из рабочего посёлка, то ли из деревни. Кто родители — неизвестно. Хвалился, что окончил школу с золотой медалью. Врал, конечно. Воевал в Афганистане. Это, пожалуй, правда. Некоторые детали даже в графоманском «Артуре» не выдумаешь. А как с липовыми дипломами институтов попал в администрацию губернатора — полный провал памяти у нашего героя. Женат ли, разведён, есть ли дети — пустой экран. Чёрный квадрат Малевича.

Так что же ты за человек, Виталий Савостин?

Яшумов всё смотрел на вылетающую из-под моста воду в лопающихся пузырях. Со стороны казалось, что человек сейчас бросится вниз.

Его тронули за плечо:

— Вам нехорошо, мужчина?

Женское отцветшее лицо. Но глаза в начернённых ресничках напряжены, испуганы.

— Нет, нет, что вы! — рассмеялся Яшумов. — У меня всё прекрасно! Просто задумался.

Женщина в куцем платье дальше пошла, сутуло понесла тяжёлую сумку с продуктами.

Тоже двинулся следом. Савостин наверняка уже убрался из редакции. Однако среди усердных голов за компьютерами сразу же увидел его. Петух расфуфыривал перья перед Плоткиным и Зиновьевой, сидящими за одним столом: «Да у меня в библиотеке Горшкова уже 2000 скачиваний! Каждый день скачивают моего “Артура” 30–40 этих, как их (козлов?), читателей!»

Плоткин возражал, что-то доказывал.

Было желание повернуть назад (в который уже раз!), но пересилил себя, поздоровался со всеми. Трое у стола повернулись и раскрыли рты. Точно одни в редакции. Точно уличённые в чём-то нехорошем. Плоткин и Зиновьева поспешно полезли из-за стола. Мол, проходите, проходите, Глеб Владимирович к себе. Никто вас не тронет. Гарантируем! Савостина нейтрализуем! Савостин независимо задрал голову.

Яшумов шёл к своей двери. Наклонял голову. Помимо воли поднимал плечи. Словно ждал камня. Или, на худой конец, палки по спине. Чёрт знает что! Клиника! Шиза!

У себя налил из графина в стакан и пил тухловатую воду.

Поставил стакан. Нет, что-то нужно делать с Савостиным. Нужно убирать его из редакции. Чтобы духу его не осталось. И сделать это можно только одним способом: напечатать. Напечатать его галиматью наконец. Издать.

Снял трубку: «Григорий Аркадьевич, зайдите ко мне, пожалуйста».

Плоткин у себя бросил трубку и побежал.

Зиновьева осталась.

Обиженный (разгневанный!) Савостин ходил возле стола.

Чуть погодя опять телефон. Красивая гадина схватила трубку. И тоже убежала.

Теперь Савостин остался. Один возле брошенного стола. Вот козлы так козлы. Все трое убежали-спрятались! Саботируют Артура. И гад Акимов не идёт.

Остальные клоуны за компьютерами — все будто не здешние. Ухмыляются только. Хрюкальными своими отвратительными мордами.

— Виталий Иванович, не хотите минералки?

Художник Гербов. Покачивает стаканом и бутылкой. Улыбается зубами. Из подлой пасти динозавра.

Вот это да-а. Куда ты, Артур, попал?

2

В кабинете Главреда звучали вариации на одну и ту же тему. Бубукал недовольный сердитый тромбон, вытягивала фразы смычком серьёзная виолончель, пищала, бегала неукротимая флейта.

…сколько можно говорить одно и то же, коллеги? Почему не движется у вас Савостин? Сколько будет он ходить сюда! Он же рок для нашей редакции. Гибель. Тридцать лет работаю с книгами — такого не было. Почему вы только потешаетесь над ним и ничего не делаете? Сдайте рукопись, в конце концов, какая она есть. Я всё подпишу. Сдайте!..

… извините, вы не правы, Глеб Владимирович. Мы работаем, и работаем усиленно. Из двадцати пяти листов осталось десять (Тромбон схватился за голову, не в силах пукнуть, что-нибудь возразить). На это нужно время. Думаю, в сроки уложимся. А если задержим, то ненамного…