— Что это? — прошептал он. Вдруг прямо перед ними тропу пересек дикий кабан и скрылся в кустах с другой стороны.
— Чертова свинья, — выругался Эдгар. Нок Лек и Кхин Мио рассмеялись, снова тронувшись в путь. Эдгар попытался выдавить из себя смех, но сердце его продолжало отчаянно колотиться. Он свистнул своему пони, и они поехали дальше.
Тропа стала еще круче, а потом, перевалив через гребень горы, показалась с другой стороны из-под деревьев, впервые за последние несколько часов они смогли любоваться окрестностями. Эдгара поразило, как все изменилось вокруг по сравнению с тем, что они видели раньше. Противоположный склон горы был настолько крут, что казалось, до него можно дотронуться рукой. «Если разбежаться и прыгнуть, — думал Эдгар, — можно достать покрытые мхом ветви деревьев, растущих на соседнем склоне». Однако, чтобы добраться туда, нужно было вначале спуститься по почти отвесному обрыву, а затем подняться вверх через непроходимые джунгли. Ущелье было покрыто густой растительностью, так что невозможно было понять, есть ли там река, человеческое жилье. Но когда Эдгар, Кхин Мио и их провожатый поднялись по тропе выше, перед ними открылась другая долина, спуск в которую представлял собой несколько плоских террас, занятых полями. Совсем внизу далеко от них на этих ступеньках можно было различить две человеческие фигуры, копошащиеся в воде, скопившейся в бороздах. Она отражала небо, и блестящие ростки, появившиеся из земли, казались облаками.
Кхин Мио заметила, что Эдгар смотрит на крестьян.
— Когда я впервые оказалась на нагорье Шан, — сказала она, — меня поразило, что здесь растет рис в то время, когда поля вокруг Мандалая лежат опустевшими. Горы задерживают дождевые облака, которые пролетают над долиной Иравади, и даже в сухой сезон здесь хватает влаги для второго посева.
— Я думал, здесь сухо.
— На плато — да. Там страшная засуха, уже несколько лет. Целые деревни вымирают от голода или переселяются в низины. Горы задерживают облака, и дальше они не проходят. Если до плато не доходят муссонные дожди, оно обречено на засуху.
— А эти крестьяне внизу и есть шаны?
— Нет, это другая народность. — Она поговорила с Нок Леком по-бирмански. — Он говорит, эти долины населяют палаунги. У них собственный язык, одежда, музыка. Даже мне они не очень хорошо знакомы. Эти горы — как острова, на каждой живет свое племя. Чем дольше они остаются в изоляции, тем больше начинают отличаться друг от друга. Палаунги, падуанги, дану, шаны, па-о, ва, качины, карены, каренни. И это только самые крупные народности.
— Никогда бы... — проговорил Эдгар, не закончив. — Как это занятно — горы-острова.
— Так их назвал Энтони Кэррол, он сравнивает их с островами господина Дарвина, только здесь происходит изменение культурных черт, а не формы птичьих клювов. Он даже написал письмо об этом в Королевское общество.
— Я не знал...
— Вам, оказывается, не все рассказывали, — сказала она. — Это еще далеко не все.
И Эдгар выслушал рассказ об исследованиях доктора, о его коллекциях и переписке, о письмах, которые он каждый месяц получает из Мандалая, письмах от далеких биологов, врачей, даже химиков — химия была его давней страстью.
— Половина всей почты, которая приходит в Верхнюю Бирму, — добавила Кхин Мио, — это научная переписка доктора Кэррола. А вторая половина — ноты для него.
— Значит, вы помогаете ему в его работе?
— Наверное. Немного. Но он знает гораздо больше, чем я. Я только слушаю. — Эдгар ждал, что она пояснит, что имела в виду, но Кхин Мио отвернулась и снова стала смотреть на дорогу.
Поход продолжался. Становилось темно. Из темноты доносились новые, незнакомые звуки: где-то возились падальщики, выли дикие собаки, лаяли олени.
Наконец на небольшой поляне они спешились и установили армейскую палатку, которую взял с собой Нок Лек. Ее растянули в центре поляны, и Нок Лек скрылся под тентом, чтобы разложить багаж. Эдгар оставался снаружи вместе с Кхин Мио. Никто не говорил ни слова. Оба устали, лесные звуки оглушали их. Наконец Нок Лек вылез из палатки и пригласил их внутрь. Эдгар забрался под москитную сетку и расстелил циновку. Только сейчас он заметил две двустволки, прислоненные изнутри к стене палатки, лунный луч, проникший через дырку в ткани, поблескивал на взведенных курках.
Только через два дня пути по густым джунглям они достигли горного перевала. Перед ними лежал короткий, но крутой спуск, внизу переходивший в плато — огромное лоскутное одеяло из полей и лесов. Вдалеке, на самом краю равнины, вставала другая горная гряда, серая, окутанная туманом.