Настройщик

— Возьмем, к примеру, тот же опиум. До восстания сипаев, когда нашими владениями в Бирме управляла Ист-Индская компания, потребление опиума даже поощрялось — торговля приносила огромный доход. Но всегда звучали и голоса тех, кому не нравилось его «разлагающее влияние», и кто призывал запретить торговлю опиумом или обложить ее специальным налогом. В прошлом году организация «Общество за запрещение торговли опиумом» потребовала, чтобы вице-король запретил торговлю. Это требование без излишней огласки было отклонено. В этом нет ничего удивительного: опиум — один из основных наших источников дохода в Индии. А запрещение торговли на самом деле ничего не изменит. Торговцы просто станут возить его контрабандой по морю. Причем контрабандисты — хитрые бестии. Они пакуют опиум в мешки и привязывают их к глыбам каменной соли. Если на корабле случается обыск, они просто сбрасывают груз в воду. Спустя некоторое время соль растворяется, и мешки всплывают обратно на поверхность.

— Вы говорите так, будто одобряете это.

— Одобряю что? Опиум? Это одно из лучших лекарств, которые у меня есть, прекрасное средство от боли, поноса, кашля — вероятно, от всех самых обычных симптомов болезней, которые встречаются здесь. Любой, кто желает проводить в подобных делах свою политику, вначале должен побывать здесь.

— Я не знал... — проговорил Эдгар. — А тогда, что вы думаете о самоуправлении, сейчас, кажется, это самый острый вопрос...

— Ради бога, мистер Дрейк. Взгляните, какое восхитительное утро. Давайте не будем портить его разговорами о политике. Я понимаю, что после такого путешествия, какое проделали вы, у человека возникает интерес к таким вопросам, но для меня, поверьте, все это смертельно скучно. Вы скоро сами увидите — чем дольше вы будете здесь, тем меньше вас будут волновать подобные вещи.

— Но вы так много писали...

— Я писал об истории, мистер Дрейк, а не о политике. — Доктор направил на Эдгара тлеющий кончик сигары. — Я не приветствую такие темы. Если бы вы слышали, что говорят некоторые о моей службе здесь, я думаю, вы бы поняли, почему.

Эдгар начал бормотать извинения, но доктор больше ничего не сказал. Впереди них тропа сужалась,

Нок Лек остановился, поджидая британцев. Отряд растянулся цепочкой по одному и вступил под сень леса, оказавшись на другой стороне перевала.

Прошло почти три часа. Миновав перевал, они оказались в широкой долине, раскинутой к югу от холмов-позвонков. Тропа вскоре расширилась так, что два пони могли идти рядом. Нок Лек, как и раньше, оставался впереди, а доктор ехал бок о бок с настройщиком. Очень быстро стало совершенно очевидно, что охота Кэррола не интересует. Он рассказывал о горах, под тенью которых они ехали, о том, как он картографировал местность, впервые оказавшись здесь, когда он измерял высоту над уровнем моря с помощью барометра с кипящей водой. Он рассказывал о геологии, истории, вспоминал местные мифы об ущелье или реках, которые они пересекали: «Вот здесь монахи разводят сомов. Вот тут я увидел своего первого тигра на плато, здесь они редкость. Тут — место размножения москитов, я проводил здесь опыты по распространению болезней. А вот тут — вход в мир нга-хльин, бирманских великанов. А здесь — место свиданий влюбленных, иногда отсюда слышатся звуки флейты». Его историям, казалось, не было конца, и стоило ему закончить рассказывать об одном холме, как они уже подъезжали к следующему, у которого была своя собственная легенда. Эдгар был ошеломлен: доктор, кажется, знал не только названия всех растений, но и как их применяют в медицине, был знаком с научной классификацией, знал местные бирманские и шанские названия и связанные с ними легенды. Показывая на цветущие кусты, он время от времени сообщал Эдгару, что такое-то растение «неизвестно западным ученым» или что он «уже послал образцы в Линнеевское общество и Королевский ботанический сад в Кью». «У меня даже есть виды, — продолжал он, — носящие мое имя: орхидея, которую они назвали Dendrobium carrollii, и лилия под названием Lilium carollianum, а еще — Lilium scottium, которой я дал название в честь Дж. Джорджа Скотта, государственного управляющего Шанских княжеств, моего дорогого друга. А вот еще цветы...» — и тут он даже остановил пони и взглянул прямо в лицо Эдгару блестящими глазами. «Это мой собственный род, Carrollium trigeminum, видовое название означает «три корня». Это намек на шанский миф о трех принцах, обещаю, я вам обязательно его расскажу, а может, вы услышите его от самих шанов... В общем, этот цветок сбоку выглядит, как лицо принца. Это растение из класса однодольных, с тремя парами лепестков и чашелистиков, — они-то и напоминают трех принцев и их невест». Время от времени он останавливался, срывал какое-нибудь растение и клал его в потертую кожаную папку, которую держал в седельной сумке.

У кустарника, покрытого мелкими желтенькими цветочками, они задержались.