Настройщик

— А вот этот, — доверительно сообщил он, показывая на куст загорелой рукой, — до сих пор не имеет официального научного названия, я собираюсь послать образцы в Линнеевское общество. Не так-то просто добиться публикации моих ботанических трудов. Военные переживают, что мои работы о цветах каким-то образом могут раскрывать государственные тайны... как будто французы ничего не знают о Маэ Луин. — Он вздохнул. — Я думаю, что успею выйти на пенсию, прежде чем напечатаю фармакологический справочник. Иногда я жалею, что я — не штатское лицо. Не был бы я подчинен всем этим правилам и воинской дисциплине. Но тогда, вероятно, я бы и не оказался здесь.

Чем дальше они ехали, тем больше нервозность и растерянность Эдгара отступали под натиском энтузиазма доктора. Все вопросы, которые так волновали Дрейка, преимущественно касающиеся фортепиано, например, что бирманцы и шаны думают о Бахе и Генделе, почему Кэррол остался здесь и, самое главное, — зачем он сам приехал сюда, — все это было временно забыто. Как ни странно, сейчас Эдгару казалось самым что ни на есть естественным ехать вот так верхом, «охотясь» на безымянные растения, пытаясь следить за бесконечным потоком рассказов доктора — об истории шанов, о латинских названиях растений. Рассказывая, доктор подкреплял свое повествование библиографическими ссылками. Над ними парила хищная птица, время от времени описывая в воздухе круги и поднимаясь вверх. Эдгар попытался вообразить, что она видит сверху: три маленькие фигурки, пробирающиеся по извилистой пыльной тропе через ожерелье известковых холмов, крохотные деревушки, лениво змеящийся Салуин, горы на востоке, плато Шан, обрывающееся в сторону Мандалая, а дальше — всю Бирму, Сиам, Индию, войска, не видимые друг для друга, но не для птицы, шеренги французских и британских солдат. Они ждут, накапливая силы, пока в долине, разделяющей их, трое мужчин едут на пони и собирают цветы.

Теперь они ехали мимо домиков на сваях. Пыльные дороги вели к маленьким селениям, на окраинах которых возвышались деревянные ворота. У одних таких ворот по земле был разбросан пучок веток, а к столбу пришпилен обрывок бумаги, покрытый затейливыми письменами. Доктор Кэррол объяснил, что в деревне оспа, и письмена — магические заклинания, которые должны помочь одолеть болезнь.

— Это просто ужасно, — сказал он. — В Англии уже несколько лет всех прививают от оспы коровьей вакциной, а меня не могут обеспечить всем необходимым для того, чтобы делать то же самое здесь. Это страшная болезнь, очень заразная и так уродующая людей.

Эдгар встревоженно подобрал поводья. Во времена его детства в трущобах восточного Лондона случилась вспышка оспы. Тогда плакаты с изображениями жертв болезни появлялись каждый день, и он до сих пор не мог забыть до предела истощенных, покрытых гнойниками детей, посиневшие трупы.

Вскоре они ехали по скалистой местности, кое-где скальные породы обнажились, и торчащие из земли наслоения были похожи на источенные зубы. Эдгар не успевал сравнивать пейзажи, один сменялся другим. Просторное открытое пространство быстро превратилось в тесное ущелье, идущее между двух скал. Они ехали по нему, словно спускаясь в подземные глубины.

— Во время дождей эту дорогу полностью заливает, — сказал Кэррол. — Но сейчас здесь стоит одна из самых страшных засух за всю историю.

— Я помню, читал об этом в вашем письме, и все, с кем я здесь общался, обязательно упоминали о ней.

— Целые деревни мрут от голода из-за скудного урожая. Если бы военные осознали, сколь многого мы могли бы достичь здесь, оказав помощь продовольствием. Чтобы перестать вообще думать о войне, ничего больше не нужно — достаточно одного лишь продовольствия.

— Говорят, что сюда невозможно доставлять его из-за дакоитов, из-за вождя шанских бандитов Твет Нга Лю...

— Вижу, что эту историю вы тоже прочли, — сказал доктор, его голос эхом отражался от стен ущелья. — В этом есть доля истины, хотя в офицерских кругах легенды о Твет Нга Лю раздуваются до неприличия. Им просто нужно свалить на кого-нибудь все свои проблемы. Я не хочу сказать, что он не представляет проблемы на самом деле — конечно, представляет. Но реальная ситуация не так проста, и если мы хотим мира, то уничтожения одного человека будет недостаточно... Но это уже философия, а я обещал вам, что философствовать не буду. Насколько вам известна вся эта история?

— Совсем немного. Честно говоря, я до сих пор путаюсь в названиях.