Читаем Настройщик полностью

У костра было тепло, но Эдгар ощутил, как холодок пробежал по коже. Его охватили воспоминания, снова предстали перед ним образы Индии, он вспомнил путешествие на поезде, спрыгивающего с него юношу и мелькнувшую в темноте дубинку.

— Бродячий поэт, — тихо проговорил настройщик.

— Что, мистер Дрейк?

— О... Нет, ничего. Скажи ему, что меня это заставило о многом задуматься. Может быть, когда-нибудь он станет знаменитым рассказчиком.

Эдгар смотрел через костер сквозь огонь на невысокого парня, почти мальчишку, сидящего в объятьях брата. Нок Лек передал слова Эдгара, тот лишь улыбнулся, и его фигура скрылась за завесой дыма.


Пламя стало ниже. Нок Лек встал и ушел куда-то в темноту, через некоторое время вернувшись с охапкой дров. По ту сторону костра братья так и заснули, обнимая друг друга. Начало накрапывать, Нок Лек с Эдгаром погасили костер. Братьев пришлось разбудить, они что-то сонно проворчали, потом все вместе укрылись под навесом. За ночь дождь принимался несколько раз, и Эдгар слышал, как капли барабанят по накрытой циновками крышке рояля.

Утром решили покинуть лагерь. Тучи низко нависли над землей. Перетащив рояль на плот, они не стали убирать с него циновки, Облака разошлись только ближе к полудню, небо расчистилось. Река, напитавшись водой от притоков, текла теперь быстрее. Нок Лек сказал Эдгару, что они сейчас находятся в землях княжества Маукмай, и через два дня окажутся в стране каренов. Там у британцев есть пограничные посты на противоположном берегу, и там можно остановиться, необязательно проделывать весь путь до Моулмейна.

Скоро все это закончится, подумал Эдгар. Все станет лишь воспоминанием. И не дожидаясь, пока его попросят, откинул циновки с рояля, раздумывая, что бы сыграть. «Для финала, — решил он, — потому что если завтра мы покинем реку, завтра же закончится сон и пианист снова станет настройщиком». Плот неторопливо плыл по течению, и струны иногда позвякивали. Сидящий спереди юноша обернулся.

Эдгар не знал, что сыграть. Он понимал только, что стоит начать и музыка придет сама. Может быть, стоит снова сыграть Баха, подумал он, но сейчас это показалось не тем, что нужно. Он прикрыл глаза и прислушался к чему-то. И в вибрации струн он услышал песню, которая еще много недель назад поднялась к небесам, когда-то ночью на Иравади, и потом, лунной ночью в Мандалае, когда он смотрел йоктхе пве. Это была песнь потери, нго-гьин. «Может быть, сейчас это будет как раз кстати». Он коснулся пальцами клавиш, и, когда он заиграл, песня спустилась оттуда, куда она когда-то взмывала. Это были звуки, которых не мог создать ни один настройщик — чужие, новые, ни высокие, ни низкие, потому что «Эрард» был сконструирован не для того, чтобы играть на нем, стоя йа плоту, и не для того, чтобы играть на нем нго-гьин.

Эдгар Дрейк играл, и вдруг раздался выстрел, и всплеск, и еще один, и еще. Когда он открыл глаза, то увидел, как двое его товарищей плывут по воде, а третий неподвижно лежит лицом вверх на плоту.


Эдгар стоял рядом с роялем. Плот кружило от толчка упавших в воду тел, он медленно двигался. Река была спокойна. Было непонятно, откуда в них стреляли. Деревья на берегу слегка шелестели от ветра. Дождевые облака медленно плыли по небу. Вспорхнув с противоположного берега, закричал попугай. Пальцы Эдгара неподвижно зависли над клавишами.

С правого берега донесся какой-то шум, и пара долбленок поплыла вниз по течению прямо к плоту. Настройщик, не знавший, как справиться с плотом, мог только ждать, что же будет дальше. Он чувствовал себя ошеломленным, словно его тоже подстрелили.

Течение было медленным, и лодки быстро догоняли его. В каждой сидело по двое человек. Когда они были уже ярдах в ста от него, Эдгар понял, что это бирманцы, одетые в форму индийской армии.

Они молча подплыли к плоту. Из каждой лодки на плот взобралось по одному человеку. Все происходило очень быстро, Эдгара взяли в плен, он не протестовал, только опустил крышку на клавиатуру. Долбленки привязали к плоту веревкой, и все погребли к берегу.

На берегу их встречал бирманец и двое индийцев, они повели Эдгара по длинной тропе к небольшой поляне, на которой стояли несколько строений с британским флагом над ними. Они подошли к маленькой бамбуковой хижине, и один из сопровождавших открыл дверь. В центре комнаты стоял одинокий стул.

— Садитесь, — сказал один из индийцев. Остальные ушли, закрыв за собой дверь. Сквозь щели в бамбуковых стенах пробивались косые лучи. Снаружи встали двое охранников. Послышались шаги, дверь отворилась, и вошел лейтенант британской армии.


Эдгар поднялся:

— Лейтенант, что происходит?

— Садитесь, мистер Дрейк, — голос военного звучал жестко. На нем была свежеотглаженная форма с острыми накрахмаленными складками.

— Лейтенант, мальчишек застрелили. Что...

— Я сказал: садитесь, мистер Дрейк.

— Вы не понимаете — произошла какая-то чудовищная ошибка.

— Прошу вас в последний раз.

— Я...

— Мистер Дрейк, — лейтенант шагнул к нему.

Эдгар посмотрел ему прямо в глаза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза