Наступит день

— Ну, а там как? — спросил Риза Гахрамани, подойдя к ним.

— В Мазандеране прошло тоже очень хорошо. А вот в Исфагане полиция попыталась сорвать митинг. Произошло столкновение. Двух наших товарищей жандармы избили до бесчувствия.

— Вот первый подарок английской армии! — с горечью произнес Фридун. Кажется, будто юг Ирана — одно государство, а север — другое. Разные порядки, разное отношение к людям…

— А ты как думал? — возбужденно сказал Риза Гахрамани. — Уж не думал ли ты, что колониальные войска Англии принесут нам свободу? Они привыкли проливать кровь народов Востока.

— Все реакционеры, бежавшие с севера, собрались на юг, — сообщил Курд Ахмед. Они делают все, чтобы задушить народное движение. Но это и должно заставить нас работать с еще большей энергией… Дочь перса! — обратился Курд Ахмед к Хавер — Собирайся, возьми Азада и поедем к нам. Сестра уже убрала для тебя комнату. — Затем он повернулся к Фридуну: — Поезжай, мой друг, но не забывай нас! Всегда помни, что север для нас источник вечной силы и вечного света. Над нашей измученной страной солнце свободы взойдет оттуда. Будь уверен, что мы здесь будем без устали бороться за этот грядущий светлый день.

И друзья, крепко обнявшись, расцеловались.

Было начало октября 1941 года. Стояли прохладные осенние дни.

Утром, когда солнце поднялось уже высоко над горизонтом, серая от пыли машина тегеранской дорогой въехала в Казвин и понеслась по немощеным улицам городка. На крыше ее был укреплен большой тюк.

Когда машина остановилась перед чайной, из нее вышел молодой человек среднего роста, в черном костюме. Он снял шляпу, стряхнул с нее пыль и, оглядевшись вокруг, обратился к сидевшим в машине:

— Мы в Казвине… древнейшем крупном городе Азербайджана, в центре провинции. Отсюда дорога ведет прямо в Киредж. Все села этой провинции населены азербайджанцами.

Из машины вышла девушка в легком пальто, накинутом на светлое платье. Она держала за руку мальчика лет девяти.

— Как много развалин! — проговорила девушка, с грустью окинув улицу взглядом. — Помнишь "Путешествие Ибрагим-бека"? О Казвине там написано примерно так: внимательный человек, оглядев город, услышит из всех уголков жалобу о том, что нет у города хозяина, нет никого, кто бы заботился о его благоустройстве.

— Будем живы, дорогая Судаба, все построим здесь, заново, — ответил молодой человек. — Ты не устала? Хочешь чаю? Или фруктов?

— Я сейчас ничего не хочу, Фридун. Я точно пьяна… Сама не знаю, что со мной. Если бы моя мама могла вместе со мною полюбоваться родными местами!..

Затем девушка нежно провела рукой по голове мальчика.

— А ты, Аяз, проголодался?

— Нет! — ответил мальчик и прижался к ней. — Ничего не хочу.

— В таком случае не будем задерживаться, — сказал молодой человек. Сейчас налью в термос чаю и поедем дальше.

Но выскочивший из машины шофер догнал его и взял термос у него из рук.

— Дайте я налью!

— А какой город следующий? — спросила его девушка.

— Зенджан. Там будем ночевать.

Молодой человек помог девушке сесть в машину и сказал голосом, в котором звучала ласка:

— Когда устанешь, дорогая Судаба, скажи. А не скажешь, все равно угадаю по глазам.

Девушка улыбнулась.

— Никогда в жизни я ничего не буду скрывать от тебя, Фридун, — сказала она, преданно взглянув на него, но, как бы смутившись своих слов, добавила, чтобы переменить разговор: — Когда же мы будем в Тебризе?

— Через два дня, Судаба. Ах, Тебриз, Тебриз! Посмотрим, как ты нас встретишь! Ты знаешь, что такое Тебриз для каждого азербайджанца, живущего в Иране? Это его заветная мечта… Его надежда и его будущее!..

Скоро машина снова мчалась по дороге.

Фридун повернулся к сидевшей рядом Судабе, заглянул в ее лучистые глаза и задумался. Он думал не о пройденном трудном и ухабистом пути, а о будущем, полном великих надежд.

Ведь машина мчала их на север, в Азербайджан, в Тебриз.

И Фридун вспомнил о своей второй встрече с Пешавери. Они долго говорили о демократическом движении в Азербайджане. До сих пор в ушах Фридуна звучали его слова:

— Азербайджан — колыбель всех иранских революций — И на этот раз мы трубными звуками возвестим оттуда о свободе. Услышав их, поднимется на ноги весь порабощенный Иран.

Фридун знал, что ему и его подруге придется еще пройти тяжелый путь борьбы и испытаний. Темницы, угроза виселицы, предательские выстрелы из-за угла… При этом он не мог не вспомнить о мистерах томасах и гарольдах, о тех, кто упорно продолжал плести в Иране интриги, строить козни против свободы. Вспомнил он и рабски прислуживавших и продававших им свою родину хакимульмульков, хикматов исфагани, серхенгов сефаи. Горячая волна возмущения охватила его. Она толкала его к борьбе, к борьбе непримиримой и жестокой.

Фридун был убежден, что если даже алое знамя временно будет смято, все равно это не спасет реакционеров, грязных дельцов, деспотов. Историей они бесповоротно обречены на гибель. Будущее принадлежит труду и свободе.

Да, такова неотвратимая воля истории!

Такими мыслями встречал Фридун родную азербайджанскую землю.