— Черный Курбаши сам — пешка, его держат только потому, что он нужен, он из Оша родом и Ош держит, а там — аэродром. А я здесь — держу у себя, сколько надо, потому что на аэродроме держать нельзя. Потом через Ташкент — уже гражданскими рейсами Аэрофлота — идет. А так, в Ош — самолетами военно-транспортной авиации, прямиком из Кабула. И бабай там — не Курбаши. Люди из Москвы все это делают, сын… такие люди, что и подумать страшно. Я случайно узнал… увидел. Думал я… когда сказали, что генерал тот в Афганистане погиб — кончилось все. Ан — нет. Не кончилось. И никогда видимо не кончится.
Акил тоже плюнул — в конце концов, пол был грязный.
— А про людей этот… что говорил?
— Про людей… А ты думаешь, по этому каналу только наркотик идет?
Акил поморщился — в его среде не принято было употреблять это слово.
— А что же еще? Рыжье что ли? Стволы?
— Да какие стволы… Я грешным делом как-то слазал в мешок
Председатель наклонился вперед
— Взрывчатка там идет! Наша, взрывчатка, в армейской упаковке. Мешками! А теперь — Бабай и про людей сказал. Вот и думай, чем это пахнет. Кровью! Большой кровью. Бежать бы… Да… некуда бежать.
Афганистан, Кабул. Дворец Тадж-Бек, штаб 40ОА. 17 января 1987 года