Наступление бури

некоторое время, медленно, но непрерывно. Он пожирает тебя изнутри. А ты не думаешь, что это может убивать и его тоже? Разрушать его?

Я припомнила все такого рода признаки. Слабость. Неловкость и заторможенность при попытках управляться с силой. Поблекший эфир. Тщетные усилия призвать ветер.

Человеческая энергия больше не может поддерживать в нем жизнь: он опустошит тебя, вытянет все до капли. Он уже ифрит, и как бы ни относился к поглощению твоих жизненных сил, это не имеет значения. Он ничего не может с этим поделать. Он убьет тебя рано или поздно, и даже если после этого мне удастся вернуть его, это не пройдет для него даром. Он превратится в развалину, и хотя, конечно, восстановится, это займет слишком много времени.

Я чувствовала, как жгучие слезы подступают к моим глазам, изливаются наружу, текут по щекам. Он отстранился на дюйм, выровнял своими большими, сильными руками мою голову и снова взглянул мне в глаза. Подушечки его больших пальцев разгладили влагу на моей коже.

До тебя мне дела нет, — продолжил он тихо, но настоятельно. — Можешь не заблуждаться: будь это нужно, встань передо мной выбор, ты или он, я не колеблясь разорвал бы тебя в клочья. Но я не могу допустить, чтобы он убил тебя: тогда он будет для меня бесполезен.

Я содрогнулась. Он удержал меня на месте.

Джонатан, я не знаю, что тут можно сделать. Клянусь тебе, не знаю!

Все очень просто. Отправляйся домой, достань эту долбаную бутылку, шмякни ее и сохрани свою жалкую человеческую жизнь, чем все вы, людишки, только и озабочены в этом мире. Ты должна освободить его. Для тебя он уже умер.

Лжец, — прошептала я. И получила в ответ злобную чарующую улыбку.

Вот как? Но если я лжец, почему ты не смогла спасти того жалкого ублюдка от смертельного падения? Не такая уж трудная задача для Хранителя вроде тебя, верно? И вообще, на кой черт тебе моя помощь, ты и сама со всем справишься. Действуй, ну! Будь героиней!

Он отпустил меня и даже отступил на шаг: ощущение было такое, будто меня прямиком из жаркой пустыни перенесло в Антарктиду. Мое тело стонало от тоски по его теплу, ощущение было как у закоренелого наркомана при ломке, и он это наверняка устроил специально.

Дэвид в любви был дивным, романтическим поэтом. Джонатан, если бы вообще снизошел до подобных отношений с человеком, был бы пиратом, берущим, что ему нравится, и заставляющим партнера желать того же. Беспощадная, чарующая небрежность и абсолютное господство.