Наступление продолжается

— Я с тобой…

— Нет!

— Твердокаменный ты! — губы Прягина скривились в усмешке.

— Какой есть… Уж лучше камень, чем дерьмо! — Дорофеев повернулся и быстро пошел к лесу.

Глаза Прягина блеснули обидой. Он порывисто сделал вслед Дорофееву шаг, другой — и, словно удержанный невидимой рукой, остановился.

Дорофеев шагал широко, не оглядываясь. Он не жалел, что обошелся с Прягиным круто. Но, может быть, все же не так им следовало расстаться? А, чего там!..

Пошел быстрее. Теперь, если и оглянулся бы, уже не смог бы разглядеть лица Прягина. Но если бы смог, наверное, понял бы, что у Прягина сейчас на душе?

Лукерья Карповна, Галиев и Саша видели: Дорофеев подошел вплотную к лесу, еще шаг — скрылся в нем. А Прягин, не дошедший до опушки, стоит, смотрит вслед, и рука его теребит ремень автомата. Но вот он рывком сдернул с шеи автомат и пошел тоже в лес.

Лукерья Карповна удивилась:

— Чого вин?

14

Заметно темнело. Один, отпустив связного, Ракитин возвращался на свой НП. Шел уже знакомым путем — вдоль опушки сосняка, кустами. Медленно, словно нехотя, накрапывал дождь. По краю плащ-палатки, по голенищам шуршали на ходу скользкие, голые прутья.

За эти предвечерние часы он обошел чуть ли не весь передний край. Он тщательно сделал сегодня все, что требовали его обязанности. Детально осмотрел позиции, дал указание перераспределить огневые средства там, где, по его мнению, они были размещены не совсем удачно. Делая все это, Ракитин старался, чтобы все видели его таким, каким привыкли видеть обычно, строгим, но сдержанным, никогда не позволяющим себе говорить раздражительно.

Встречаясь с офицерами, солдатами-наблюдателями, с дежурившими на огневых пулеметчиками, Ракитин старался со всеми говорить лишь о деле. Но хотел он или нет — невольно возникал разговор о том, что тревожит весь полк. То один, то другой, с кем разговаривал Ракитин, упоминали, что их уже допрашивал следователь дивизионной прокуратуры. Ракитин был доволен, что следователя не заставал. По крайней мере, тот не подумает, что командир полка пытается как-то повлиять на ход следствия.

Разговаривая с людьми, Ракитин видел, что никто не считает виноватым ни его, ни себя, ни кого-либо другого. Но всем понятно: закон есть закон. И он чувствовал: как и ему, каждому не терпится — пусть скорее возобновится наступление, кончится томящее душу бездействие. Конечно, наступление не прогулка. Не все из тех, кто так ждет наступления и примет участие в нем, доживет до его результатов. Каждый это хорошо знает. Но ведь каждый, как всегда, надеется: его минует  э т о, как миновало прежде. И каждый понимает — в движении, в действии, в бою уже перестанет нависать над головами всех то, что нависает сейчас — не до того будет… Да и это ли главное? Главное — вперед. Исполняй свой долг — так легче перенести все вины, все беды, если они есть. Что ни случилось бы, думай о том, как ты пойдешь дальше. Именно это, знал Ракитин, сегодня внушал солдатам, внушал настойчиво и душевно, неутомимый Себежко, внушали все политработники и рядовые коммунисты. Внушал и сам Ракитин. И по настроению людей, с которыми он разговаривал, он ощущал, что это дает свои плоды.

Мыслью о наступлении, ставшем за последние месяцы нормой жизни, жили сейчас все. Ракитина спрашивали: когда начнется?

И общая беда и обостренная ею жажда наступления — все это за сегодняшний день еще теснее сблизило Ракитина с людьми.

Несколько часов назад стремившийся уединиться, не видеть никого, он сейчас не смог бы вынести сколько-нибудь продолжительного одиночества.

Когда Ракитин подошел к своему наблюдательному пункту, сумеречная дымка уже наползала на поле, на его дальний край, где противник. Пожалуй, незачем оставаться на НП: ночью, в часы затишья, там достаточно дежурного офицера и наблюдателей. Побыть на НП до темноты, потом немного передохнуть… Впрочем, он не очень надеялся, что сможет заснуть, хотя прошлой ночью совсем не спал.

Сидевший у входа на НП телефонист, увидев Ракитина, привстал, показал:

— Вас дожидаются.

Ракитин глянул. На миг защемило сердце. В дальнем конце окопа, на том месте, где до ухода сидел он сам, теперь сидит знакомый капитан, следователь, просматривает какие-то листки. Протоколы свои, которые в батальонах писал?

Следователь, увидев Ракитина, торопливо сложил листки. «Нужны мне твои секреты!» — про себя усмехнулся Ракитин. Подошел, спросил, как ему казалось, спокойно:

— Продолжаете?

— Уже кончил… — следователь встал, с неловкой поспешностью засовывая в раскрытую полевую сумку бумаги. — Я опросил всех, кого необходимо…

— Я вам нужен?

— Да. Требуются и ваши показания. — Капитан проговорил это каким-то извиняющимся тоном. Но Ракитин не уловил этого тона, не заметил и сочувствия, которое мог бы ясно увидеть в глазах капитана, если бы без предубеждения посмотрел в них.