Наступление продолжается

— Так точно. Полностью, на двоих, — доложил Снегирев, выкладывая для проверки гранаты и патроны.

— Ну, молодежь, — спросил Гурьев Гастева, — как воюется?

— Какая это война, товарищ старший лейтенант? Сидим да ждем.

— А разве это не война? — удивился Гурьев. — Война это, товарищ Гастев, не только когда «ура» кричишь…

Когда Гурьев и Алешин прошли дальше, Снегирев, подмигнув Пете, сказал:

— Помяни мое слово, если с утра не начнется! К тому и проверка.

Мороз усиливался. Сержант Панков давно уже подумывал о том, что надо бы как-то обогреть бойцов своего отделения. Он видел, что Алексеевский, сидевший в окопе неподалеку от него, изрядно замерз.

— Что, душа к телу еще не примерзла? — весело спросил сержант, желая ободрить солдата.

— Уже маленько примерзает! — отшутился тот, едва шевеля застывшими губами.

«Беда, погреться нельзя! — погоревал Панков. — Из окопа не вылезешь поразмяться и песню не споешь, чтобы душа оттаяла, — противник близко».

Когда к ним подошли Гурьев и Алешин, сержант, докладывая о состоянии отделения, сказал:

— Надо бы людям погреться. Некоторые едва терпят.

Гурьев и сам видел, что надо. Но как? Для обогревания необходимо отвести бойцов в тыл, на хутор, где имеются три-четыре хаты. Но передовую оголять нельзя. А вдруг противник начнет контратаку?

Гурьев все-таки принял такое решение: приказал поочередно отправлять подразделения обогреваться; на переднем крае уходивших временно должны были заменять батальонные обозники и минометчики.

Закончив обход всех позиций батальона, старший лейтенант отправился обратно к себе на командный пункт. Но когда он прошел уже больше половины дороги, ему встретился заместитель командира полка подполковник Иринович.

— Иду к вам, — заявил он Гурьеву. — Пойдемте посмотрим, каков порядок в вашем хозяйстве.

Не хотелось Гурьеву возвращаться и снова идти вдоль всех позиций, по которым он только что прошел. Но ничего не поделаешь: начальников принято сопровождать.

Ириновича в первый батальон послал Бересов. Хотя командир полка и верил в способности и знания Гурьева, но все же беспокоился: справится ли новый комбат со своими обязанностями? Напутствуя Ириновича, Бересов сказал ему:

— Помогите там Гурьеву в случае чего. Чтобы порядок был.

Дойдя до батальонных позиций, Иринович вдруг обнаружил, что порядка-то и нет. Возле минометов почти не видно было людей: у каждого миномета находилось всего по два человека из расчета. В некоторых окопах вместо стрелков сидели невесть откуда взявшиеся пожилые обозники.

Гурьев объяснил Ириновичу в чем дело.

— А кто вам разрешил людей с позиций снимать? — возмутился тот. — Немедленно верните всех стрелков на их позицию!

Гурьев попытался убедить Ириновича, что с передовой на обогревание бойцы отправляются в такой последовательности, что это не ослабляет сил на переднем крае, что после отогревания люди будут более боеспособны.

Но Иринович и слушать не хотел.

— И вы считаете это дело нормальным? Вы действуете самочинно! Я вынужден сейчас же доложить о вас командиру полка. Где телефон?

Иринович обстоятельно доложил Бересову об отклонении от установленного порядка. Но по мере того как он выслушивал ответ командира полка, его лицо из сердитого становилось смущенно кротким.

Бересов сказал ему:

— Молодец Гурьев, что Заботится о людях. А мы с вами не догадались! Отправляйтесь-ка в другие батальоны и проследите, чтобы и там организовали обогревание так же, как и в первом батальоне. Но только чтобы не увлекались! Обогревать поочередно, поблизости от передовой и не более четвертой части бойцов за один раз. А Гурьеву благодарность передайте.

Сменив гнев на милость и очень любезно распростившись с Гурьевым, Иринович поспешил в соседний батальон. Он торопился проконтролировать, как будет выполняться приказание командира полка.

Поздно вечером, когда на чистом от туч небе вызвездило, а холод стал особенно силен, бойцов второй роты, не покидавших своих окопов уже третьи сутки, отвели на два часа погреться в ближний хутор. В теплой, до духоты натопленной хате, около жаркой печи собралось все отделение, в котором служили Григорий Михайлович и Петя. У огня сидели командир отделения сержант Панков, Алексеевский и рядом с ним, подсушивая у печки свои пестрые рукавицы, степенный Опанасенко.

Грелся у огня и длинный, нескладный Плоскин, все еще не сбривший свою многодневную рыжую щетину, несмотря на неоднократные напоминания сержанта.

— Эх, хорошо! — вслух размышлял он, протянув к огню ноги в огромных разношенных ботинках. — Тепло, благодать-то какая! Бывало, в мирное время в такой морозище наружу и носа не кажешь. Так, на работу или с работы по улице пробежишь — и все! Придешь домой, а на столе щи дымят. Навернешь тарелочку-другую, чайку чашки три опрокинешь и — на перину. Радио включишь или газетку просматриваешь. Глядишь, и уснул незаметно.

— А яка ж твоя работа была? — поинтересовался Опанасенко.

— В сапожной артели.

— Налево много подрабатывал? — усмехнулся сержант, очевидно припомнив некоторые прежние рассказы Плоскина.