Наступление тьмы

— Лучше тебе не врать про опустошение, — он отошел. Соэк приблизился с щитком. Тали завизжала и выбила пинвиум. Он пролетел по комнате и упал.

— Тали! — я сдерживала слезы. Прошу, Святая Сэя, не дай мне потерять обоих.

Тали смотрела на Данэлло, потом на меня. Она прижала ладонь к моей руке. Кожа под ее пальцами начала покалывать, она потянула, и боль внутри меня утихала.

— Боль, — прошептала она.

— Точно, болит, — сказала я, надежда бурлила среди боли в груди. — Тебе нужно избавиться от нее. Можешь отдать ее пинвиуму за меня? Соэк принеси его Тали.

Он принес ей щиток, но она вскинула руку и сжалась. Соэк отпрянул.

— Тали, прошу, используй пинвиум.

Соэк пригнулся и толкнул щиток по полу. Он остановился у моего колена. Я убрала руку ото лба Данэлло и прижала ее к щитку.

— Это не больно, видишь?

Она придвинулась и положила ладонь на мою. Я убрала свою руку и вернула ее на Данэлло. Он был теперь бледным, как смерть, холодным и липким. Ущерб был всюду, двигался быстрее, чем я могла исцелить.

Я закрыла глаза и проникла глубже, преследовала яд, пытаясь обогнать его. Тали вернула руку на мою руку, покалывание вернулось.

Она сжала мою руку.

— Слишком, — прошептала она.

Одежда зашуршала, кто-то сел рядом со мной. Теплые руки обхватили мое предплечье. Соэк.

— Айлин, нужен другой щиток, — сказал он.

— Я принесу.

Я ждала, что Ипстан будет возражать, но он молчал. Целители в углу шептались, их голоса становились громче, словно они подошли посмотреть.

Я тянула, боль постоянно лилась в меня. Соэк и Тали забирали ее так же быстро. Я молилась, пока исцеляла, все слова мамы и бабушки о яде звенели в ушах. Его не исцелить, отравленного не спасти, это невозможно.

Но я уже делала невозможное.

Сэя позволит, и я сделаю это еще раз.

Мы исцеляли часами. Село солнце, Айлин принесла лампы и еду, но я не могла есть. Она прижала чашку к моим губам, я глотнула фруктовый сок, горло как раз пересохло. Три куска пинвиума были рядом с нами — два щитка и поножи. Вскоре потребуется четвертый.

Кионэ привел отца Данэлло, тот сел рядом, сжав челюсти, с тревожным взглядом, смотрел, как его сын борется за жизнь. Ипстан еще был там, другие — с ним, собрались, как мухи на падаль.

— Как долго она продержится?

— Думаете, она спасет его?

— А что будет, если кончится пинвиум?

Я не хотела думать об этом. Соэк и Тали могли исцелять, пока я вспыхивала броню, но мы изо всех сил старались опередить ущерб. Если я отойду, яд убьет Данэлло раньше, чем я смогу вернуться.

— Вы тоже можете помочь, — сказала Айлин оставшемуся Целителю за полночь. Он не ответил, но быстро ушел, все проводили его недовольными взглядами.

Рядом с нами собралась целая броня из пинвиума. Тали дрожала, но я не знала, из-за брони или усталости.

Ипстан ушел. Прибыли другие. Некоторые принесли свечи и пели молитвы. Саама немного посидела с нами, ей помогали две девушки, которые передавали до этого ее послания. Поток людей был постоянным, как поток боли.

Я словно снова оказалась в оружии герцога. Кожа жарилась изнутри, горло пересохло. Я не чувствовала руки, но покалывание накрывало меня снова и снова.

Данэлло стонал, для него исцеление тоже было болезненным. Некоторые органы рвались, и их приходилось снова и снова восстанавливать.

Часы на башне пробили три, колокола будто говорили: «Дай. Ему. Умереть».

— Может, нам стоит… если ему так больно, — сказал его отец, с трудом выдавливая слова, — может, пора остановиться.

— Нет, — я не позволю ему умереть. Я отказывалась терять еще одного друга.

— Ниа, он страдает. Нельзя так продолжать.

Горячие слезы катились по моим щекам.

— Я не сдамся.

«Данэлло, останься со мной. Ты обещал».

Солнце озарило склад, желтый свет проникал в окна наверху ножами. Я прищурилась и отвернулась. Почти две полные брони пинвиума лежали рядом с нами, последние куски были в руках Тали и Соэка.

Пот промочил мою одежду, вещи всех нас. Данэлло лежал в луже пота. Было больно дышать. Я дрожала от выдохов. Я следовала за ядом раз за разом.

Легкие, которые я исцеляла, все еще были целыми. Я пошла дальше. Сердце и мышцы были восстановлены. Яд угасал, худшее было вокруг печени Данэлло.

— Ему… становится… лучше, — прохрипела я.

Отец Данэлло всхлипнул с облегчением.

Я исцеляла, но ущерб не возвращался.

К середине утра яд был весь в его печени, пытался остаться, вредить, но тело Данэлло побеждало. Я потянула боль, тупую, уже не сверкающую. Она слабой ужалила меня, словно признавала поражение.

Я держала Данэлло руками, искала, проверяла, что все получилось.

— Мы это сделали, — он будет в порядке.

Данэлло открыл глаза и хрипло вдохнул. Он все еще был слишком слабым, чтобы говорить, но он был жив. Жив!

Я обняла его так крепко, как позволяли дрожащие руки. Тали с тяжким вздохом рухнула на пол и закрыла глаза. Соэк тоже был готов упасть. Айлин плакала, сжав ладони, а остальные радовались.

— Спасибо, Ниа, — сказал отец Данэлло, сжав мою ладонь руками. — Я не знаю, как… я не смогу отплатить. Если тебе что-то потребуется, сразу скажи. Что угодно.

Я кивнула, но у меня было то, что мне было нужно. Я не потеряла Данэлло.