Наступление

Шагах в двадцати от них засветилось окно. В каком-то дворе залаяла собака, почуяв человека. Они залегли и внимательно осмотрелись, нет ли засады. Так лежали около получаса рядом друг с другом, по привычке внимательно осматривая все вокруг.

На южной окраине города проехала машина.

— Думаю, что чисто, — прошептал Румен.

— Пойдем, — предложил Данев.

Приблизились к покосившейся дощатой ограде. Внутри двора белели стены одноэтажного дома. Остановились у забора. Постояли минуты две. Румен тихонько открыл калитку. Снова прислушались. Тихо вошли во двор. Прошли на цыпочках в тень высоких вязов. Осмотрелись. Ничего подозрительного. И здесь, и в соседнем дворе, казалось, не было ни одной живой души. Румен приник к стеклу окна и часто забарабанил пальцами. Ему никто не ответил, но он заметил, что окно осторожно приоткрылось.

— Мама, мама! — чуть слышно, проговорил он. Только теперь Румен почувствовал большую ответственность перед собой, перед товарищами и своей матерью за этот опасный и рискованный поступок. И если бы не было железной решетки на окне, он вскочил бы в окно. Мать, сонная и испуганная, не верила тому, что слышит голос сына.

— Кто тут?

— Это я, мама, открой!

— Румен! — чуть не плача, произнесла она.

Дверь тихо скрипнула. Они на цыпочках вошли в дом. Их встретил запах липового цвета и сушеных плодов, разложенных на вымытых чистых досках. Это все было таким знакомым и близким. Румен уже более года был так далек от всего этого.

— Не зажигай лампу, — прошептал он и крепко обнял мать. Она приглушенно всхлипывала, все еще не смея поверить, что ее сын рядом с ней.

— Видишь, я жив и здоров, мама. — Он поддержал ее, и они втроем прошли в комнату. Румен нечаянно толкнул стул, кошка, испуганная и отвыкшая от такого количества людей, бросилась от них и заскребла когтями в дверь.

— Садитесь, дети, садитесь. Ох, совсем потеряла голову! Чем вас угостить?

— Да мы уже ужинали, мама, не беспокойся за нас, — не отпускал ее руку Румен.

— Ох, дети, дети, сидели бы тихо-смирно дома! — причитала она.

— Мама, да ты не беспокойся, — обнял ее Румен. — Дай, пожалуйста, водички.

— Сейчас, сыночек. — Она неловко заторопилась, в темноте вслепую нащупывая ручку двери.

Они остались вдвоем. Данев силился рассмотреть обстановку комнаты.

— А что теперь? — тихо спросил он.

— Пойдем дальше, — ответил ему Румен.

— Нельзя терять даром времени, — вымолвил Данев слегка дрожащим голосом.

— Что ты предлагаешь? — спокойно спросил Румен.

— Засады нет. Это ясно. Поищу Здравко.

— Где встретимся? — спросил Румен.

— Возле Йончова загона. Кто придет раньше, будет ждать.

— Хорошо, — согласился Румен. — Выходи, но будь осторожен.

— Не беспокойся.

В это время вошла мать Румена с полной бутылкой воды. Данев подал ей руку.

— До свидания, мамаша.

Она вздрогнула от неожиданности.

— Куда спешишь, зачем?

— Я еще вернусь, — прошептал Данев и вышел на цыпочках.

Румен проводил его до входной двери. Подождал, пока тот скрылся под тенью вязов, прислушался и только после этого вернулся в дом.

— Куда он ушел? — спросила мать, когда он сел возле нее.

Румен улыбнулся. Он прижался щекой к ее морщинистому, такому родному лицу и прошептал:

— Это не важно, мама, так надо.

Так они сидели, обнявшись, около получаса. Потом мать поднялась и достала из старого комода шерстяной свитер, который связала ему еще прошлой зимой, и сквозь слезы проговорила:

— Возьми его, сыночек, погода испортится, можешь простудиться…

Во дворе хрустнуло под чьей-то ногой разбитое стекло. Старая женщина вздрогнула.

— По двору кто-то ходит. — Она подошла на цыпочках к окну, слегка отодвинула занавеску и с ужасом отпрянула назад. В ее груди застрял тревожный крик: — Румен, полиция!..

— Спокойно, мама. — Он крепко обнял ее, затем осторожно отстранил и достал пистолет.

В дверь сильно застучали. Хриплый мужской голос прокричал:

— Сдавайся, ты окружен!

— А ты уверен, что он здесь? — послышался голос второго полицая.

— Там он, не бойтесь, — подал голос Данчо Данев.

Румен узнал его.

— Он оказался мерзавцем. Я предан, — полушепотом проговорил он и снова отстранил мать, которая вдруг повисла у него на шее, дрожа от страха.

Удары в дверь повторились. Теперь кто-то бил в дверь ногами. С восточной стороны дома послышались тяжелые шаги. С улицы доносился неразборчивый разговор, шум моторов и топот тяжелых шагов.

Румен понял безвыходность своего положения. У него не оставалось права на выбор. Топот ног, разговоры и перебежки — все говорило о том, что дом окружен. И тогда он закричал твердым и решительным голосом:

— Гады, живым вы меня не возьмете! Коммунисты умеют бороться и умирать!

Пулеметная очередь полоснула по стеклу. Румен прижался к стене. На пол посыпались осколки стекла. Пули впились в стену комнаты. Входная дверь затрещала.

Нервный и тревожный голос командовал:

— Дико, бросай гранату в окно!

— Он стреляет, господин начальник, — ответил ему осипший голос.

— Слушай, что тебе говорят, трус! — сердито кричал тот, кого назвали начальником.