Высоко взвившаяся ракета осветила мутную воду в реке. Слева и справа заговорили тяжелые и легкие пулеметы. Слановский внимательно всматривался в противоположный берег. Уже не оставалось никакого сомнения в том, что там движется какая-то плотная масса. Минометы засыпали берег огнем. Со свистом пролетали над рекой осколки. Пули срезали ветки с верб. Слановский приподнялся со своего места, огляделся, ища Лило, и спросил Марина:
— Куда он ушел?
— Фельдфебель вам сказал, только вы не слышали. Он пошел к своему взводу! — крикнул Марин.
Земля непрерывно содрогалась.
Кутула что было силы крикнул в самое ухо Маджару:
— Столько рыбы извели!
Маджар удивленно выпучил глаза, но не услышал ничего и только стал делать глотательные движения. Кутула хорошо понимал его состояние и, чтобы подбодрить товарища, еще громче закричал:
— Что, страшно?!
— Еще чего! — выбивая зубами дробь, ответил Маджар. — Что-то холодно.
— Не бойся, еще немного — и перестанут, тогда перекусим.
— Скорей бы перестали, а то у меня в ушах гудит.
Луканче, покусывая нижнюю губу, приблизился к Пени и толкнул его в плечо.
— Эй, скажи что-нибудь! — крикнул он, чтобы только не молчать.
— Если на этот раз выйдем сухими из воды, значит, в сорочке родились. Смотри, смотри, что делается: земля кипит!
— Не могу понять, — крикнул ему на ухо Луканче, — какие наши пушки, а какие гитлеровские!
Один снаряд разорвался перед самым бруствером. Их обсыпало землей и кореньями. Пени с трудом приподнялся, вытряхнул землю и грязь, что забились под воротник. По его каске все еще продолжали барабанить мелкие камушки.
— Ну что, жив? — толкнул он Луканче, который лежал рядом с ним, свернувшись клубочком.
— А ты?
— Со мной ничего не случится, только вот грязи за воротник набилось.
— Чуть было нас не разнесло. — Луканче снова уткнулся головой в землю, потому что следующий снаряд разорвался в десяти шагах позади них.
На противоположном берегу снова задвигались темные силуэты.
— Огонь! — кричал Слановский.
Винтовки, автоматы и пулеметы снова начали изрыгать огонь. Из первых семи лодок, которые, по расчетам Слановского, плыли в направлении его роты, четыре перевернулись. Пулеметный огонь с противоположного берега усилился. На реке появились новые лодки. Создалось впечатление, что огромный поток людей и техники неожиданно залил берег. И каким бы страшным ни был огонь, эта человеческая лавина, хотя и поредевшая местами, стремительно двигалась к берегу. Против 3-й роты высаживалось более трехсот гитлеровцев. Поредевший в результате потерь правый фланг 3-й роты дрогнул, солдаты подались назад под напором численно превосходящего противника.
Слановский потерял связь со штабом батальона. Телефонный кабель был перебит. На левом фланге 1-я рота отступила немного назад. Лило подполз к Слановскому.
— Господин подпоручик, первая и третья роты отступили. Нас окружают.
— Вижу, — взволнованно прошептал Слановский, — но нет приказа отступать. Ведите непрерывный огонь, уничтожайте все, что появляется на вашем участке.
— Как раз на моем участке они уже высадились на наш берег.
Слановский приподнялся. Между первым взводом и ротой вклинилась вражеская цепь. Пулеметы второго взвода били по ее флангу, темные фигуры падали, но на их место с берега поднимались все новые и новые.
Стволы пулеметов нагрелись от бешеной стрельбы.
Слановский передвигался где короткими перебежками, где ползком и кричал, насколько хватало сил:
— Отходить организованно, огня не прекращать! Бейте их!
Казалось, ночи не будет конца. Никто не мог бы отличить утреннюю зарю от огня боя. Отступать в боевом порядке под градом пуль даже значительно труднее, чем идти врукопашную против хорошо окопавшегося противника. При отступлении у солдата возникает ощущение, что его преследуют, что он уже разбит и должен искать спасения. Поэтому и перебежки его не короткие, а длинные, и зачастую огонь не так организован, чтобы прикрыть тех, кто отступает.
Гитлеровская цепь залегла в сотне шагов от изломанной позиции батальона. Стрельба не стихала.
— У нас большие потери, господин капитан, — доложил Лило. Он не верил в успех контратаки против превосходящих сил гитлеровцев.
— Если подойдет подкрепление, будем контратаковать. Где подпоручик Слановский? — спросил Тодоров, вытирая платком левую щеку, по которой стекала тонкая струйка крови.
На рассвете батальон отошел через ближайшее село и окопался севернее его.
Внизу у Дравы стелился мутный дым. В воздухе стоял запах пороха, крови и гари.
Объятые пламенем пожаров, пылали захваченные гитлеровцами села на берегу реки.
Артиллерия еще грохотала, но теперь ее огонь не был таким сосредоточенным.
Рота Слановского заняла позицию у самого кукурузного поля. Солдаты стали окапываться. Они делали это после каждого наступления или отступления. От бессонницы, напряжения и порохового дыма их лица почернели.
К полудню батальон окопался на новой позиции. Не успели солдаты отдохнуть, как из штаба полка поступил приказ начать контратаку.
За полчаса до атаки на позицию прибыл Чавдар. Он говорил громко и немного возбужденно: