Наступление

— Тебе персональный привет. Он меня очень внимательно выслушал. Там был еще какой-то незнакомый товарищ. Чугун два или три раза упоминал в разговоре его имя, его фамилия — Крачунов.

— Я его, наверное, не знаю, — предположил Чавдар.

— Он держался со мной подчеркнуто холодно, пытался уличить меня в чем-то, задавал перекрестные вопросы и все склонял к одному — от партии секретов не должно быть, в моем прошлом, мод, не все ясно, и я должен обо всем рассказать. Если в чем-нибудь я ошибся, проявил малодушие, то они все это учтут и будут великодушны. В конце он даже попытался попугать меня — чем дольше я буду откладывать признание, тем больше ухудшу свое положение…

— А Чугун? — прервал его Чавдар.

— Он все это слушал молча. Я сказал Крачунову, что у меня нет ни намерения, ни интереса откладывать признание, потому что я больше всех заинтересован в том, чтобы правда была выяснена. Тогда подал голос Чугун, сказал, что если бы я сам не явился в управление, то ни у кого не возникло бы намерения вызывать меня туда, а раз я сам пришел, по своему желанию, они посчитали необходимым поговорить со мной, чтобы не осталось впечатления, что они меня в чем-то подозревают.

— А Крачунов?

— Смутился. Было похоже, что он не ожидал этого. Его удивило отношение Чугуна. Уже уходя, я попытался найти Данчо Данева. Его в кабинете не оказалось. Но как ты думаешь, кого я там застал?

— Не знаю.

— Матейчо Арапского!

— Что делает там этот баран?

— Заведует милицейским участком в селе. Ходит важный, надутый, все ему кажется, что повсюду только враги и заговорщики. Калыч люто его ненавидит, но похоже, что Данчо поддерживает Арапского. Мне показалось, что за все время моего пребывания в селе он следил за мной.

Чавдар нахмурился.

— Я не совсем в этом уверен, но у меня осталось такое впечатление, — продолжал Слановский.

— Ничего удивительного в этом нет. У Данчо есть такая слабость — таскать за собой какого-нибудь прихвостня.

— Да черт с ним! — небрежно махнул рукой Слановский. — Ну а как вы здесь?

— Целую неделю топчемся на одном месте.

— А мои ребята?

— Мерзнут наверху на позициях. Значительно снизился боевой дух. В руках немцев господствующие высоты, они упорно удерживают их. Активизировалась всякая нечисть. По штабу ходят всевозможные слухи и, как ржавчина, разъедают души ребят. Одна рота поднимается в атаку, а другая отказывается. Только лишние жертвы несем.

— А какие слухи распускают?

— Да самые различные, один другого глупее, но они, к нашему большому огорчению, легко находят почву среди солдат. Завтра или самое позднее послезавтра будем атаковать скалу Дражна. Где-то возле нее находится твоя рота.

* * *

Шагах в трехстах от штаба в маленьком заброшенном доме подпоручик Манев оборудовал для себя нечто вроде штабной комнаты.

В этот вечер Манев получил посылку. Он пригласил в гости поручика Генчева, командира минометной роты, и подпоручика Бонева из противотанковой батареи. С последним они в один год окончили военное училище, а их дружба началась еще тогда, когда они были юнкерами.

На балах и вечеринках в военном клубе поручик Генчев стяжал себе славу опытного бабника и гуляки, и поэтому жадные до пикантных историй Манев и Бонев никогда не забывали пригласить его на свои частые сборища.

Манев открыл бутылку коньяка, который генеральша, его мать, приготовила по специальному рецепту — чтобы согревал. На походный стол были высыпаны всевозможные лакомства.

Первые рюмки повысили настроение, и все, что до сих пор было у них на уме, теперь с легкостью и непринужденностью слетало с языка.

В последнее время поручик Генчев опустился и перестал следить за своей внешностью. Небритый, неумытый, с грязным воротничком, он уже после первых рюмок ощутил желание буйствовать. Он ударил своим тяжелым кулаком по походному столику и злым, сдавленным голосом прохрипел:

— Мы идиоты! Но разве мы не понимаем этой простой истины? — Он обернулся к Боневу, который смотрел на него, снисходительно улыбаясь.

— Что, опять тебя разобрало? Или хочешь нам вечер испортить? — недовольно нахмурился Манев.

— Нет смелости признаться, что мы идиоты? — опять повторил Генчев. — Неужели ты доволен нашим свинским положением? — с презрением показал он рукой на комнату.

— Сейчас мы на войне, — спокойно ответил ему Бонев, продолжая улыбаться. Видно было, что его в какой-то степени забавляет этот разговор.

— На войне?! Кому она нужна, против кого мы воюем? Вы отдаете себе отчет? Вы, затвердевшие мозги, я вас спрашиваю!

— Не торопись, — раздраженно бросил ему Манев. — Все еще образуется.

— Когда? Когда война закончится?

— И тогда еще будет не поздно.

— А я останусь в живых? А эти погоны на плечах останутся?

— Это будет зависеть от тебя.

— А ну посмотри на меня, есть ли у меня желтый душок, — показал он на свои губы. — Глупцы! Мы полностью во власти иллюзий, а с нами уже все кончено…

— Что вы предлагаете? — прервал его Бонев.

— Ничего. Надо признаться, что мы ни на что не способны, — продолжал бормотать он с пьяной откровенностью, устало опускаясь на стул.