Насты

Мне показалось, что он чуточку рисуется, даже играет, как опытный оратор на трибуне, чем-то похожий на кандидатов в президенты движениями и жестами.

В наступившей паузе Зяма сказал задумчиво:

– Мне, как представителю избранного народа, нравится, что мы не первые, а как бы продолжаем спасать цивилизацию, когда та становится слишком правильной…

– Точно подмечено, – сказал Валентин. – Иуда выдал Иисуса не потому, что соблазнился тридцатью сребрениками! Ему дико насточертела сладенькая проповедь всеобщей любви и добра. Можно быть добрым день-два, можно три, даже четыре… но на пятый обязательно сорвешься. А Иуда ходил за Иисусом несколько недель! Тут уж кучей говна под дверью соседа или разбитым зеркалом в лифте не отделаешься. Душа требует равноценной компенсации, и он…

Грекор хохотнул:

– Скомпенсировал!

– Скомпенсировал, – согласился Валентин. – Иначе, кто знает, не вылилось бы все дальнейшее в жестокую кровопролитную войну?.. Но Христа распяли, а Павел тут же повернул все в другую сторону, придав учению совсем другой смысл, и ваш гребаный Израиль был спасен от жестокой гражданской войны, что кончилась бы, скорее всего, полным разрушением всего, связанного с иудаизмом.

Зяма распахнул рот от удивления.

– Иуда… спас Израиль?

Валентин отмахнулся.

– Спас, но мне ваш Израиль по фигу. Важнее то, что этот предохранительный клапан цивилизации приоткрывался постоянно, спасая ее котел от перегрева и взрыва. А сейчас вот мы впервые за всю историю человечества делаем это осознанно, а не подчиняясь инстинктам самосохранения, как поступали раньше дикие и малограмотные!

Я молчал, слушал, посматривал на их ошарашенные и медленно светлеющие лица. То, что мы понимали на инстинктивном уровне, даже не понимали, а просто ощущали, как звери чувствуют будущие изменения в природе и заранее предпринимают нечто: перед дождем возвращаются в свои норы и гнезда и торопливо ложатся спать, чтобы не тратить энергию попусту, а перед зимой стараются нажраться так, чтобы жир свисал с боков, так вот это наше понимание на клеточном уровне странный аспирант изложил точно по науке… если такая наука уже есть, но, думаю, он сам ее придумал.

Все начали посматривать на меня, я сказал с чувством:

– Тебе быть не только доктором, но и нобелевцем! Ты хорош, Валентин. Зришь в корень, как великий срун Козьма Прутков. А вы, морды, все поняли?

Зяма ответил за всех:

– Конечно, он разъяснил доступно, на пальцах. Разве что Данил с Грекором не врубились да Люська и Маринка, а так все… только насчет нашего бугра тоже сомневаюсь…

– Тогда за работу, – сказал я решительно. – Я просмотрю по сети, что вообще-то готовится по городу из маршей и демонстраций…

– Присоединимся?

– Может быть, – пообещал я, – даже поведем народ. Но не сразу, не сразу.

Глава 14

Зяма повесил на стену над столом, где почти приватизировал мощный комп с гонками на харде, криво вырванную страницу из книги, где старый дед выглядывает из рассохшейся бочки.

Данил спросил туповато:

– Это че?

– Диоген, – с гордостью ответил Зяма. – Первый в мире безродный космополит! Гражданин вселенной, как он себя называл очень скромно. Жил в бочке и постоянно срал под дверьми приличных соседей.

Данил заржал:

– Брешешь?..

– Глупенький, – ответил Зяма покровительственно, – ты когда-нить гуглить пробовал?

– Да брешешь!

– Давай на спор, – предложил Зяма. – Кто проспорит, тому трижды по славянскому шнобелю.

– Да иди ты…

– Этим Диоген и стал великим, – заверил Зяма. – Срал с детства, как вот мы, но потом не стал старым и правильным, а остался таким же яростным бунтарем!.. И постоянно ломал систему!.. Срал под дверьми, срал на улице, срал на базаре!..

Данил повернулся, крикнул в сторону распахнутой двери во вторую комнату:

– Валентин! Да брось ты щупать Люську, у нее уже сиськи в мозолях, иди расскажи про Диогена!.. А то хитрый моссадовец нам такую лапшу на ухи вешает…

Валентин подошел с некоторой неохотой, будто и впрямь щупал Люську, а то и саму Марину, послушал, сказал рассудительно:

– Вообще-то мне, как исследователю, ясно, что наши сруны идут по почти прямой, хоть и кривой линии от киников Древней Эллады. Это сложная и весьма изящная философия, как все у древних греков! Для кинизма характерно полное отрицание морали, законов, норм, идеологии и вообще основ строя. Любого. К примеру, вот самый яркий пример философа-киника – Диоген…

Грекор сказал обрадованно:

– Я знаю! Он жил в деревянной бочке!

– В глиняной, – поправил Валентин. – Тогда бочки были глиняные. Деревянных бочек в Греции вообще не было. Он жил в винной, а те были из глины, и сдвинуть их не удалось бы… Но ты прав, это тот самый Диоген. Он появился в Греции, изгнанный из Синопы за умелое фальшивомонетничество, но в Греции его ценили, и когда мальчишки разбили его бочку, то мальцов высекли, а ему дали новую.

– Здорово, – сказал Грекор. – С таким подходом грекам нужно и сейчас напечатать кучу евро и запросто выйти из кризиса!