Насты

Марина сказала с недоверием:

– Ты все еще уверен, что такое получится?

– Если мы все проработаем, – заверил я, – до мелочей, то все будет тип-топ. Мы придем большой группой и устроим не просто отвлекающий маневр… а целую серию маневров! Главное, чтобы вы двое справились со своей задачей…

– Своей частью акции, – сказал подошедший сзади Валентин. – Девочки, я тоже полночи думал так и эдак.

– И что? – спросила Марина с надеждой. – Рисковать не стоит?

Он вздохнул:

– Сказать по правде, я все больше верю, что у нас получится. Просто Анатолий сразу видит, как и что надо, а я очень долго высчитываю и просчитываю… ну, ученый я, ученый!.. Анатолий же интуитивщик. Он результат видит сразу без всяких долгих промежуточных вычислений.

– Ох, – сказала Марина, – страшно-то как…

Глава 9

Весна – время митингов и демонстраций, потом большинство уедут отдыхать на юга, никто ради спасения Родины и насаждения демократии не останется на лето в жаркой и душной Москве.

Новый всплеск, как обычно, в сентябре-октябре, но сейчас еще май, следующий митинг, зарегистрированный как «народное шествие», будет завтра, ребята уже делают фанерные щиты с азартом, режут и склеивают.

Морды раскраснелись, глаза горят. Данил положил на пол пять щитов в ряд и велел написать «Д.О.Л.О.Й», чтоб на каждом по букве, еще восемь щитов будут нести слово «С.В.О.Б.О.Д.А!» и восклицательный знак, это собьет с толку тупых ментов, они же все тупые, будут думать, что это всего лишь лозунги, а на самом деле это у нас броневые щиты, что в состоянии защитить от ударов их полицейских дубинок!

Энтузиазм такой, что никаким стахановцам каменного века сталинизма это и не снилось, все просто горят на таком важном и нужном деле, как приготовиться выстоять перед натиском ментов, а еще и разбить им при удаче свиные морды.

Если на первый митинг мы вышли группой в дюжину человек, то сейчас нас больше сотни только активистов, а по дороге обещают присоединиться еще несколько сотен сочувствующих и заинтересованных.

Инструктор, который Денис Евлах, явно получает хорошие гонорары: приходит с раннего утра и выкладывается так, как, наверное, не старался даже в своих тренировочных лагерях, где готовил боевиков для Бена Ладена или взятия Бенгази.

Насчет плакатов и лозунгов ничего не сказал, не за это платят, но насчет шествия по улицам города все-таки высказался:

– Это не относится к боевым приемам, ребята… но все-таки мой опыт говорит, что есть и поважнее вещи. Я понимаю вашу страсть ломать систему, но ломайте именно систему, не задевая простых людей!..

Данил переспросил:

– А с чего мы и стали бы задевать?

– Когда пойдете по улице, – пояснил инструктор, – крушите только дорогие автомобили! Не трогайте дешевые, это привлечет на вашу сторону симпатии народа. Они сами бы рубили и жгли эти машины, но у каждого семья, дети, работа… Бейте витрины ювелирных и вообще дорогие, но не трогайте булочные и аптеки! Народ будет вам не только сочувствовать, но и помогать… по возможности. Во всяком случае, не выдадут, когда их будут опрашивать в поисках мятежников.

Данил подумал, сказал с уважением:

– Класс! А я бы крушил все подряд. Ты молоток, Денис.

Инструктор усмехнулся:

– У меня большой опыт.

– Откуда?

Он усмехнулся шире:

– Я готовил мятежи в Египте, Ливии, Тунисе, Грузии, мы строили баррикады в Бенгази, а в Триполи захватывали город!

– Класс, – повторил Данил в восторге. – Ты прав, надо бить витрины в дорогих супермаркетах, а «Копейку» не трогать.

Валентин напомнил:

– А еще у нас по дороге будет банк…

– И ментовка, – добавил Грекор быстро. – Те вообще надо разнести… ну, насколько получится. Мы борцы или не борцы с произволом властей?

Валентин смерил взглядом его широченные плечи, остановил на толстых руках, в самом ли деле уступает Данилу два сантиметра на бицепсах или же все три, что вообще катастрофа для любого разумного человека.

– Произвола? – переспросил он с интересом. – А в чем произвол?

Грекор, приколачивая мелкими гвоздиками фанерный щит к толстой палке, что вполне сойдет потом для рукопашки, спросил обидчиво:

– А ты не знаешь?

– Нет.

– Ну так и не лезь, – отрезал Грекор. – Произвол он и есть произвол! Его видно. Произвол и сатрапство.

Валентин сказал торопливо и виноватым тоном:

– Да я знаю, я на твоей стороне, чувак, я просто хочу сформулировать для себя…

Грекор отмахнулся.

– А это не надо формулировать. Это чувствовать надо!

Он гордо поднял плакат, проверил, как держится, резко поднимая вверх и так же резко опуская, как дирижер военного оркестра.

Когда он понес его к горке уже готовых у противоположной стены, Валентин сказал мне тихонько:

– Знаешь, в Древней Греции был обычай остракизма, когда кого-то изгоняли из страны. Имя этого человека выцарапывали на черепках, которые потом тщательно подсчитывали. Один неграмотный обратился к проходившему мимо незнакомцу с просьбой написать на черепке имя Аристида. «Что плохого сделал тебе этот человек?» – «Ничего, – ответил неграмотный, – но мне надоело, что его все называют Справедливым». Не говоря ни слова больше, Аристид нацарапал свое имя и отдал тому человеку. И был изгнан.