Наталья Бехтерева – какой мы ее знали

Он был назван детектором ошибок. Через десять лет финский ученый Ристо Наатанен открыл феномен «негативности рассогласования». Это сигнал на электроэнцефалограмме, который возникает, когда вы сталкиваетесь с чем-то неожиданным в окружающей слуховой среде. Вы ведете машину, вы не слышите звука двигателя. Но как только он застучит, вы сразу же реагируете. Это значит, что вы не обращаете внимания на рутину, но, когда возникает что-то важное, сразу же реагируете. Это тоже разновидность детектора ошибок.

НП писала о том, что система детекции ошибок является одной из основных в деятельности мозга. У нас для большинства видов рутинной деятельности есть некий стандарт того, как это надо делать. Когда вы утром встаете, то не планируете определенные процедуры: мытье, бритье и прочее. Вы это делаете автоматически. Так, планируя день, одновременно можно чистить зубы, ведя машину – разговаривать. Это обеспечивает матрица «стандартов», которая может быть очень жестко прошита и быть сиюминутной, как в случае с двигателем: вы его не слышите, считая это нормальным, и т. д.

Детектор ошибок – механизм, который реагирует на рассогласование реальной деятельности с ее моделью: поднимается «флажок» – ошибка. Это базовый механизм мозга, который, как было установлено недавно, работает даже в условиях, когда больной находится в состоянии комы. Он действует независимо от нашего сознания. Если этот механизм ломается, то с мозгом происходят достаточно серьезные расстройства, так как он контролирует почти все виды деятельности.

Значение своего открытия НП во многом осознала сразу – и в этом ее главное отличительное качество как ученого: не просто регистрировать новые данные, но и пытаться дать им объяснение и определить их значение. Другие исследователи обратили внимание на детектор ошибок лишь спустя четверть века. С начала девяностых годов наблюдается лавинообразный рост публикаций на эту тему. Это понятно, потому что в начале девяностых появилась техника, которая позволяла исследовать эти процессы с небольшими затратами и сложностями. И, как это всегда бывает, за рубежом практически не только не ссылались на нас, но и объявили себя первооткрывателями во многих вопросах. Несмотря на то, что НП многократно описала этот механизм, причем в англоязычной литературе. Интересно, что западные исследователи (со многими она была знакома) запрашивали НП об этом явлении. То есть они не по незнанию приписали себе приоритет. Какой же ценности должна быть идея, открытие, если ради него идут на его открытый грабеж!

Третья концепция НП, выдвинутая приблизительно в то же время, – это очень красивая теория об обеспечении различных видов деятельности мозговой системой со звеньями различной степени жесткости. Суть ее в том, что для обеспечения деятельности в мозгу образуется система из нервных клеток. С одной стороны, это утверждение сейчас кажется почти очевидным. Но в то время еще не до конца был решен спор между локализационистами, полагавшими, что в мозгу существуют специализированные области – центры и в одном локализовано обеспечение речи, в другом – внимания и т. д., и холистами, считавшими, что в обеспечении деятельности участвует весь мозг. Веские аргументы были у тех и у других. Тем не менее к тому времени стало появляться мнение, что, скорее всего, это действительно система, но представление о свойствах этой системы было очень туманным. Настолько, что многие ученые, едва заслышав в докладах слово «система», просто переставали слушать, потому что дальше следовали спекулятивные утверждения.

Однако НП впервые заявила, что в системе есть звенья различной степени жесткости. Жесткие (меньшинство) – это тот костяк, который всегда принимает участие в работе системы при обеспечении определенного конкретного действия. Это как постоянная команда. И при необходимости обеспечения этого действия такой костяк набирает, рекрутирует для работы все нервные клетки, которые в данный момент свободны от обеспечения других видов деятельности. Причем, как было показано позднее, эта система нестабильна. То есть при каждом выполнении одного и того же задания она меняется. Жесткие звенья остаются, а гибкие могут быть уже другими, расположенными в других участках мозга.

Значение этого открытия очень велико. Оно концептуально. Оно объяснило многие противоречия между холистами и локализационистами. Стала понятна причина изменчивости, нестабильности многих результатов.

Следует упомянуть и о том, что сейчас, в принципе, кажется почти очевидным. О комплексном методе исследования мозга. В монографии 1971 года «Нейрофизиологические аспекты психической деятельности человека» НП пишет: «…комплексный метод включает в себя, с одной стороны, исследование влияния локальных электрических воздействий на текущую и заданную эмоционально-психическую деятельность и, с другой стороны, анализ локальной динамики многих физиологических показателей состояния мозга при эмоциогенных и психологических тестах. С помощью указанного комплексного метода оказалось осуществимым, меняя условия наблюдения, вводя и исключая различные факторы внешней и внутренней среды, изучать, как, за счет каких сдвигов и в каких структурах мозга решается любая, реализуемая мозгом, психологическая задача» (Н. П. Бехтерева, 1971. С. 10).

Казалось бы, что тут такого: просто регистрируй все что можешь. Это не совсем так, точнее, совсем не так. Для того чтобы из купленных в магазине запчастей построить автомобиль, надо знать очень многое. Комплексный метод – это не только все регистрировать, но и иметь представление о том, как это взаимосвязано. О взаимодействии мозговых систем. Сейчас эти представления есть, и поэтому комплексный метод воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Тогда это было не так. Более того, можно сказать, что эти представления и появились благодаря комплексному методу.

Еще одной причиной было отсутствие приборов. Каждый из приборов позволял регистрировать только один из показателей: или ЭЭГ, или нейронную активность. Выполняя поставленную НП задачу, сотрудники отдела С. Г. Данько и Ю. Л. Каминский разработали полиэлектронейрограф – прибор, позволяющий одновременно, с одних и тех же электродов регистрировать различные виды биоэлектрической активности. Технически такой прибор было не очень сложно создать, но надо было поставить осмысленную задачу, зачем это все нужно и что с этими данными делать. Кроме того, были определенные психологические шоры. Исследователь, занимающийся анализом ЭЭГ, не очень интересовался, что там получено с анализом импульсной активности нейронов. Ему хватало задач внутри его малого научного круга. Надо было преодолеть этот барьер.

Сейчас именно такой подход поставлен во главу угла. Например, совет по науке северных стран (Скандинавия, Дания, Эстония и др.) дал грант и присвоил звание центра совершенства (center of excellence) группе лабораторий из этих стран для решения задачи когнитивного контроля, в том числе и нашему институту. Определяющим стало такое построение исследований, при котором мы выработали общую стратегию исследования, но каждый выполняет свою часть работы. Мы – ПЭТ, в Бергене – функциональную магниторезонансную томографию, в Хельсинки – магнитоэнцефалографию. Это прямое применение комплексного подхода, разработанного НП.

Хочу подчеркнуть: эти концепции были сформулированы не сейчас, когда накоплена огромная база данных, когда у нас в руках разнообразные методы картирования мозга. Образно говоря, сейчас открыть периодический закон Менделеева проще простого. Открыты все элементы, вычислены их атомные веса, известна квантовая структура атома. Но во время Дмитрия Ивановича Менделеева имелся минимум противоречивой, иногда ошибочной, информации. Именно в таком же положении была и НП.