Наталья Гончарова

Черновик этого письма сделан на листе с записью плана расходов на год, где первой статьей проставлена сумма в шесть тысяч рублей за квартиру в доме Баташева, снятую с 1 мая 1835 года по 1 июня 1836-го. Следующая запись — подсчет стоимости арендовавшейся у извозчика Ивана Савельева четверки лошадей, закладываемых в экипажи Пушкина, всего на четыре тысячи рублей. На семейный стол Пушкин предполагал тратить по 400 рублей в месяц на общую сумму 4800 рублей. Это были главные статьи расхода на сумму 26 800 рублей. Затем Пушкин прибавил разные издержки на тысячу рублей, приплюсовал траты на платье, театр и прочее еще на четыре тысячи. В окончательном итоге получилась сумма в 30 тысяч рублей.

После доклада Николаю I граф Бенкендорф сделал на письме Пушкина помету, отражающую суть его разговора с императором: «Есть ли ему нужны деньги, государь готов ему помочь, пусть мне скажет, есть ли нужно дома побывать, то может взять отпуск на 4 месяца».

Об этой переписке и переговорах Пушкина с Бенкендорфом не знал никто, в том числе и родители. Когда в начале июля Пушкин с женой и свояченицами навещает Е. И. Загряжскую, жившую у графини Полье, Надежда Осиповна пишет дочери 12 июля: «Александр не подает признаков жизни, по слухам я знаю, что они веселятся, были в Петергофе и в Парголове у графини Полье. Они сказали г-же Шевич, что непременно приедут нас проведать, мы ждали их к 5-му и вчера. Но, кажется мне, дождемся после дождичка в четверг. Оно не весело, ибо брат твой забывает, что мы не можем питаться одним воздухом». «Вчера», то есть 11 июля, Пушкин написал Бенкендорфу письмо, которым полностью предавал себя монаршей воле, и ему было явно не до визита к родителям.

Пушкин еще не потерял надежды на то, что его отпустят на несколько лет в деревню, не лишая при этом права пользоваться архивами. 14 июля, благодаря Наталью Ивановну за подарок ко дню рождения сына Григория, он по-прежнему пишет о своих планах, не зная, что всё уже решено за него: «Мы живем теперь на даче, на Черной речке, а отселе думаем ехать в деревню и даже на несколько лет: того требуют обстоятельства. Впрочем, ожидаю решения судьбы моей от государя, который очень был ко мне милостив и коего воля будет для меня законом».

Пушкин узнал о резолюции императора 22 июля. Вернувшись домой, он пишет новое письмо Бенкендорфу:

«Граф.

<…> Осыпанный милостями Его Величества, к Вам, граф, должен я обратиться, чтобы поблагодарить за участие, которое Вам было угодно проявлять ко мне, и чтобы откровенно объяснить мое положение.

В течение последних пяти лет моего пребывания в Петербурге я задолжал около шестидесяти тысяч рублей. Кроме того, я был вынужден взять в свои руки дела моей семьи; это вовлекло меня в такое затруднение, что я был принужден отказаться от наследства и что единственными средствами привести в порядок мои дела были: либо удалиться в деревню, либо одновременно занять круглую сумму денег. Но последний исход почти невозможен в России, где закон предоставляет слишком слабое обеспечение заимодавцу и где займы суть почти всегда долги между друзьями и на слово.

Благодарность для меня чувство не тягостное, и, конечно, моя преданность особе государя не смущена никакой задней мыслью стыда или угрызений совести; но не могу скрыть от себя, что я не имею решительно никакого права на благодеяния Его Величества и что мне невозможно просить чего-либо».

Подчеркивая, что не имеет никаких прав, Пушкин, как бы ничего не прося и оставляя решение своей судьбы в руках царя, рассчитывает на положительный результат. На этот раз ответ не замедлил себя ждать в виде извещения о пожаловании ему единовременно и безвозвратно десяти тысяч рублей. Однако решить все денежные дела Пушкина эта сумма никак не могла. В результате он идет на новый шаг, излагая его суть в письме Бенкендорфу от 26 июля:

«Граф,

Мне тяжело в ту минуту, когда я получаю неожиданную милость, просить еще о двух других, но я решаюсь прибегнуть со всей откровенностью к тому, кто удостоил быть моим провидением.

Из 60 000 моих долгов половина — долги чести. Чтобы расплатиться с ними, я вижу себя вынужденным занимать у ростовщиков, что усугубит мои затруднения или же поставит меня в необходимость вновь прибегнуть к великодушию государя.

Итак, я умоляю Его Величество оказать мне милость полную и совершенную: во-первых, дав мне возможность уплатить эти 30 000 рублей, а во-вторых, соизволив разрешить мне смотреть на эту сумму как на заем и приказав, следовательно, приостановить выплату мне жалованья впредь до погашения этого долга».