На этот раз Пушкин получит искомое, оставшись впредь без жалованья, а вместо отъезда в деревню на четыре года ему будет разрешен отпуск на четыре месяца. 1 августа Бенкендорф уведомляет министра финансов Канкрина о решении императора выдать Пушкину ссуду в 30 тысяч рублей, «с тем, чтобы в уплату сей суммы удерживаемо было производящееся ему жалованье»; 2 августа соответствующие распоряжения получит управляющий Министерства иностранных дел К. К. Радофиникин. Начинается обычная в таких случаях бюрократическая переписка: чиновники делают запросы о получаемом Пушкиным окладе, выясняется, как обстоит дело с выплатой им денег по предыдущей ссуде в 20 тысяч рублей на публикацию «Истории Пугачева».
Император в это время находился на маневрах в Калише, где 16 августа подписал указ министру финансов о выдаче «А. Пушкину в ссуду без процентов из государственного казначейства 30 тыс. руб., с обращением в уплату от суммы выдаваемых Пушкину из казначейства на известное Государю Императору употребление 5 тысяч».
Осенью 1835 года Пушкин решает свои дела по поводу ссуды. 6 сентября, перед отъездом в Михайловское, он пишет министру финансов Канкрину:
«Вследствие домашних обстоятельств принужден я был проситься в отставку, дабы ехать в деревню на несколько лет.
Государь император весьма милостиво изволил сказать, что он не хочет отрывать меня от моих исторических трудов, и приказал выдать мне 10,000 рублей, как вспоможение. Этой суммы недостаточно было для поправления моего состояния. Оставаясь в Петербурге, я должен был или час от часу более запутывать мои дела, или прибегать к вспоможениям и к милостям, средству, к которому я не привык, ибо до сих пор был я, слава Богу, независим и жил своими трудами.
И так осмелился я просить Его Величество о двух милостях:
1) о выдаче мне,
Но из Государственного казначейства выдано мне вместо 30 000 р. только 18,000, за вычетом процентов и 10,000 (десяти тысяч рублей), выданных мне заимообразно на напечатание одной книги. Таким образом, я более чем когда-нибудь нахожусь в стесненном положении, ибо принужден оставаться в Петербурге, с долгами недоплаченными и лишенный 5000 рублей жалования.
Осмелюсь просить ваше сиятельство о разрешении получить мне сполна ту сумму, о которой принужден я был просить государя, и о позволении платить проценты с суммы, в 1834 году выданной мне, пока обстоятельства дозволят мне внести оную сполна».
В этом письме Пушкин несколько иначе, как мы видим, представляет изначальную ситуацию. Ведь он не просился в отставку, как пишет Канкрину, а просил отпустить его в деревню, не отчисляя со службы, что не одно и то же. И император, не соизволивший согласиться с Пушкиным, вовсе не так уж милостив, как поэт деликатно представляет в письме министру. Когда Пушкин писал о долге в 60 тысяч и о том, что не имеет права рассчитывать на помощь со стороны императора, он как раз и надеялся на нее.
Самое начало 1836 года принесло и новые заботы в связи с Львом Сергеевичем, умудрившимся на этот раз проиграть в карты 30 тысяч рублей, то есть как раз ту сумму, которая, по расчетам Пушкина, была необходима для «прожитка» всего его семейства в течение года. По этому поводу Ольга Сергеевна написала мужу: «Александр хочет купить
Из рук вон! Соболевский говорит: „Придется же Алекс.<андру> Серг.<еевичу> его кормить“. — Кормить-то не беда, а поить накладно».
О финансовом состоянии самого Пушкина наглядно говорит хотя бы тот факт, что 17 марта 1836 года ему пришлось заложить за 630 рублей свой брегет и серебряный кофейник. Приходилось искать пути увеличения доходов. Не случайно более всего Пушкин был в это время озабочен предстоящим изданием «Современника», на который возлагал последние свои материальные надежды. На его письме с просьбой об издании журнала, написанном 31 декабря, в канун нового, 1836 года, Бенкендорф после разговора с императором оставил резолюцию: «Государь позволил через Цензуры, о чем уведомить Уварова». Там же появляется канцелярская помета: «Пис<ано> Мин<истру> Народн<ого> Просвещения 14 генваря № 154». На следующий день Пушкин уже был извещен о решении императора, которое ставило его в полную зависимость от возненавидевшего его министра Уварова. Поэт еще годом раньше заметил в связи с Уваровым: «Царь любит, да псарь не любит».