Наталья Гончарова

«Я обязан сделать тебе некоторые объяснения. Вчера я не имел для этого довольно спокойствия духа. Ты вчера, помнится мне, что-то упомянул о жандармах, как будто опасаясь, что хотят в твое дело замешать правительство. На счет этого будь совершенно спокоен. Никто из посторонних ни о чем не знает, и если дамы (то есть одна дама Загряжская) смолчат, то тайна останется ненарушенною. <…>

Хочу, чтобы ты не имел никакого ложного понятия о том участии, какое принимает в этом деле молодой Геккерн. Вот его история. Тебе уж известно, что было с первым твоим вызовом, как он не попался в руки сыну, а пошел через отца, и как сын узнал [уже] о нем только по истечении 24 часов, т. е. после вторичного свидания отца с тобою. В день моего приезда, в то время когда встретил Геккерна, сын был в карауле и возвратился домой на другой день в час. За какую-то ошибку он должен был дежурить три дня не в очередь. Вчера он в последний раз был в карауле и нынче с часа пополудни будет свободен. Эти обстоятельства изъясняют, почему он лично не мог участвовать в том, что делал его бедный отец, силясь отбиться от несчастия, которого одно ожидание сводит его с ума. Сын, узнав положение дел, хотел непременно видеться с тобою. Но отец, испугавшись свидания, обратился ко мне. <…> Нынче поутру скажу старому Геккерну, что не могу взять на себя никакого посредства, ибо из разговора с тобою вчера убедился, что посредство ни к чему не послужит, почему я и не намерен никого подвергать неприятности отказа. Старый Геккерн таким образом не узнает, что попытка моя с письмом его не имела успеха. Это письмо будет ему возвращено, и мое вчерашнее официальное свидание с тобою может считаться не бывшим.

Всё это я написал для того, что счел святейшею обязанностью засвидетельствовать перед тобою, что молодой Геккерн во всем том, что делал его отец, был совершенно посторонний, что он так же готов драться с тобою, как и ты с ним, и что он так же боится, чтобы тайна не была как-нибудь нарушена. И отцу отдать ту же справедливость. Он в отчаянии, но вот что он мне сказал: je suis condamné à la guillotine; je fais un recours au grâce, si je ne réussis pas, il faudra monter: et je monterai, car j’aime l’Honneur de mon fils autant, que sa vie[118]. — Этим свидетельством роля, весьма жалко и неудачно сыгранная, оканчивается. Прости».

Еще до разговора со старшим Геккереном Жуковский встретился с младшим, ибо тот, по достигнутой между ними накануне договоренности, прибыл к нему в надежде на свидание с Пушкиным, а вместо этого получил от Жуковского отказ от посредничества и возвращенное письмо Геккерена.

Итак, Пушкин переломил ход событий, взяв инициативу в свои руки. Помешать стремлению Екатерины выйти замуж за Дантеса он не мог, но, не веря в серьезность намерений Геккеренов, хотел получить гарантии того, что брак состоится. Переговоры вступили в новую фазу. 12 ноября Пушкин дал согласие на встречу с Геккереном, который должен был официально объявить о намерении Дантеса жениться на его свояченице. В свою очередь, Пушкин должен был письменно отказаться от вызова.

Геккерен пишет Екатерине Ивановне Загряжской 13 ноября своеобразное письмо-инструкцию: «После беспокойной недели я был так счастлив и спокоен вечером, что забыл просить вас, сударыня, сказать в разговоре, который вы будете иметь сегодня, что намерение, которым вы заняты, о К. и моем сыне существует уже давно, что я противился ему по известным вам причинам. Но когда вы меня пригласили прийти к вам, чтобы поговорить, я вам заявил, что дальше не желаю отказывать в моем согласии, с условием, во всяком случае, сохранять всё дело в тайне до окончания дуэли, потому что с момента вызова П. оскорбленная честь моего сына обязывала меня к молчанию. Вот в чем главное, так как никто не может желать обесчестить моего Жоржа, хотя, впрочем, и желание было бы напрасно, ибо достигнуть этого никому не удалось бы. Пожалуйста, сударыня, пришлите мне словечко после вашего разговора, страх опять охватил меня, и я в состоянии, которое не поддается описанию. Вы знаете тоже, что с Пушкиным не я уполномочивал вас говорить, что это вы делаете сами по своей воле, чтобы спасти своих».

В тот же день Пушкин встретился с Загряжской, которая заверила его в том, что, как только он откажется от вызова, будет официально объявлено о помолвке. В этом разговоре она вполне следовала советам Геккерена и поддержала его версию о том, что сватовство было задумано раньше дуэльной истории, которая теперь должна сохраняться в тайне обеими сторонами. Пушкин согласился встретиться с Геккереном. В новой ситуации его не устраивало то, что он будет вынужден молчать по поводу всей предыстории, что было на руку Геккеренам, выходившим при этом сухими из воды.

Пушкин, заехав к Карамзиным, вопреки достигнутой договоренности, рассказал им все как есть.