Наталья Гундарева

Был момент в моей жизни, когда классик социалистического реализма оказался спасательным кругом. К этому времени меня уже многократно вызывали в ЦК: мои репертуарные поиски окончательно возмутили верховную власть в лице секретаря Московского комитета КПСС Гришина. И если бы я не ухватился за Горького, не знаю, как бы сложилась моя дальнейшая биография. Однако работа эта не конъюнктурная. Напротив! Умудриться уложить четыре толстенные книги не в четырнадцать серий, в один спектакль – это задача! Решить ее я смог только тогда, когда обнаружилось «зерно» замысла – обыск! Увидеть и услышать тему обыска, я бы сказал, обыска жизни Самгина означало найти инсценировочный ход, который определил композиционное построение пьесы.

Спектакль начинался обыском, который ведут полицейские чины в доме Самгиных, далее обыскивается вся жизнь героя с самого детства. В результате удалось, прослеживая этапы этого обыска, не только подчинить ему весь ход действия, но и найти то, что так и не удалось самому Горькому, а именно – финал. Проигранная жизнь Самгина, цепь предательств на каждом этапе его существования заканчивались опять-таки обыском. Только на этот раз с обыском приходили не полицейские, а коммунисты. Печальный итог: жизнь, которая прожита с детства и до финала в условиях обыска, ведущегося на глазах зрительного зала, – обречена.

Я думаю, удача спектакля была обусловлена возможностью в годы «застоя» и всеобщей слежки показать обыск как способ существования человека, увидеть в нем эмоциональное зерно горьковской эпопеи».

Андрей Александрович Гончаров рассказывал о своем замысле в целом, упуская детали. Потому, наверное, и не объяснял – зачем включил в инсценировку два маленьких эпизода белошвейки Маргариты и почему дал эту роль уже известной, узнаваемой актрисе. Дело же, как представляется, в том, что предательства Самгина начались не сами по себе, а от столкновений с предательством других. Будь Клим Самгин просто подлым от рождения, гнусным человечком – он не стал бы интересен ни для писателя, ни для режиссера. Их интересовала в первую очередь цепочка, что приводит человека к нравственному падению, дает примеры притворства, компромисса...

Проходная, почти эпизодическая роль полуприслуги, предназначенной матерью взрослеющего Клима Самгина для физически полноценного развития сына, была сыграна Натальей Гундаревой жестко и просто: так, что ни на миг не воспринималась Маргарита персонажем необязательным для инсценировки. Здесь проявилась та самая черта, которую стали называть «сочностью» героинь Натальи Гундаревой, – несколькими яркими и точными мазками создается характер молодой женщины, с одной стороны, ненавидящей свой способ зарабатывать деньги, с другой же – считающей, что и ей самой не вредно для здоровья «обслужить» нескольких барчуков.

Все в Маргарите было приниженным, приземленным, откровенно плотским: и наслаждение баней, и питье чая с вареньем, и грубый, без намека на романтичность отношений переход к «делу». Но в двух эпизодах большого спектакля эта Маргарита становилась символом, знаком своего мира – мира аморальной морали, возведенной в высокую степень лицемерия, но и по-своему понятного и уродливо хранимого человеческого достоинства.

Наталья Гундарева играла простую и в меру циничную женщину, которая готова одаривать своей любовью юных гимназистов за умеренную плату от их заботливых матерей. Не изображая никаких высоких чувств, не прикидываясь увлеченной, она преподавала молодым людям первые уроки жизни. Не случайно по ходу дела она обучала Клима: «Это хорошо, что ты не горяч, а то иная распалит да сожжет... Это я тебе бабий секрет раскрыла».

Актриса вела свою роль спокойно, без «открытых» эмоций, очень деловито. Но каким-то непостижимым образом в характере Маргариты выступали черты неприятные и даже зловещие: вот восседает она на кровати, пышная, неприкрашенная, готовая к привычным постельным играм, лениво поглядывает на смущенного гимназиста и в ответ на его попытки завязать духовные отношения рассказывает о том, что любит солодовые пряники на меду, целоваться любит, в театре веселые комедии смотреть, в баньке париться да в церковь ходить. Так же спокойно и безэмоционально, как о пряниках, поведает она Климу Самгину и о своем первом грехопадении, как случилось оно днем, на кладбище, но с каждым его вопросом будет нарастать в Маргарите внутреннее недоумение: неужели он ни о чем не догадывается? неужели всерьез пытается завести с ней роман? И, чтобы прекратить эту иллюзию сближения, которое ей совершенно не нужно, деловито предлагает: «Ну, в постельку?»