И, лишь сидя в возке, Дуня Беляева дала волю своему горю. Сквозь слёзы Москва показалась ей чужой и безрадостной. Неласково горели на солнце маковки церквей, тоскливо звонили колокола. В последний раз оглянулась она на Кремль, вспомнила хоромы, где жила.
И долго ещё со стыдом припоминала она те минуты, когда царь подолгу смотрел на неё. А она тем возгордилась и, не помолившись Богородице, обманула сама себя надеждой на царский венец. За то и наказана.
Глава 9
СВАДЬБА
Размещённые на Верху царские невесты находились под строгим присмотром. Не дай Бог самовольно отлучиться из кремлёвских хором. Об этом и помыслить было нельзя. Поэтому отлучки Натальи, когда Матвеев присылал за ней пышную карету, воспринимались невестами и их родственниками как недозволенные вольности и тайно вменялись ей в вину.
В эти дни не было недостатка в самых разнообразных слухах, и если невесты вынуждены были помалкивать, то их родственники давали волю языкам. Случайно ли Матвеев посылает за своей воспитанницей всякий раз, когда к нему наведывается царь? Не подманивает ли Артамошка царя на свою воспитанницу? Человек он сильный и ни перед чем не остановится. Никто уже не сомневался, что удаление Авдотьи Беляевой было делом его рук.
На открытый бунт, однако, никто не осмеливался. Помнили, чем это кончилось для Шихирева, и решили терпеливо дожидаться своей судьбы. Матвеев, который всегда и обо всём знал, что делалось в Кремле, был осведомлён и о недовольстве невест и набрался смелости настроить Алексея, чтобы скорее свернуть смотрины. Он не был спокоен в душе и за самого царя, видя, как тот часто наведывается в хоромы к пригожим девицам. Как бы не сыскал среди них вторую Авдотью Беляеву!
Матвеев обдумывал, что скажет царю. В силе своего слова он не сомневался. Или не склонил он Алексея к тайному решению отдать предпочтение Наталье? Так за чем же дело стало? Державе нужен наследник. Не больные малоумки Милославские, а истинный государь, решительный и сильный, который всё повернёт по-новому...
Но ежели царь и сам того хочет, отчего же медлит?
Устраивая потаённые встречи царя с Натальей, Матвеев не опасался неизбежных толков. Не страшно, ежели и дите родится до срока, лишь бы это был сын, а не девка.
Матвеев не скрывал от Натальи своих соображений и не боялся смутить её правдивым словом. Не он ли сформировал её решительный характер и воспитал в ней властолюбивые стремления? Он часто слышал от неё сетования, что судьба обошла род Нарышкиных. Она готова была карабкаться вверх. Но биться в одиночку она не умела, да и где девке! «Ты послан мне самой судьбой!» — говорила она ему, и, когда умерла старая царица, он словно бы увидел просвет в окошке. Никто не сумел бы так обхаживать царя, как это делал он.
Но можно ли было предвидеть, что этот старик поведёт себя, будто молодой необъезженный конь!
Все эти дни Матвеев только и думал о том, как подманить царя. За долгие годы жизни с благоверной Марией Ильиничной он, видно, привык к благопристойности. Матвеев досадовал и на Наталью, на её неумелость. Не такая уж и молоденькая, а держит себя, как отроковица. «Сегодня же поговорю с ней. Мало ей было Авдотьи Беляевой? Поиграла — и довольно! В этих делах нужна решительность».
С этими мыслями он вернулся домой из Кремля, вошёл в гостиную и вдруг услышал весёлый рассыпчатый смех Натальи. С кем это она так? Матвеев притаился за кадкой с цветами, следя за приоткрытой дверью. Послышался дразнящий голос карлика Захарки:
— Глупых не жнут, не сеют. Они сами родятся от глупых отцов и безумных матерей...
Раздался капризно-возмущённый голос Натальи:
— Это я-то глупая?!
— А то кто же?
— Чёрт тебя к нам нанёс! Жил бы ты в своей Италии да плёл там лапти.
— Зачем в Италии? Я и здесь сплету лапти для тебя!
— Урод, безгосударский человек! Лучше бы тебе искать другого господина!
Гнев Натальи был притворным, она развлекалась. Хоть не скучает, и то добро. Но каков Захарка! Вид важный, и ходит вокруг Натальи, как гусак, приговаривая:
— Скажу тебе, ласковая девица неизречённой красоты: «Сахарны твои уста, да сладка речь. Вскружила ты голову своему господину. Пришло ныне время и мне своё милосердие показать...»
— Ишь, милосердия захотел! Да ты хоть удавись, хоть утопись!
Она бегала вокруг него, играла его чёрным курчавым хохолком. Он же старался схватить её за подол.
Матвеев вошёл, смеясь, довольный.
— Винись, Захарка! Винись, как правый виноватому, как должник богатому. — Повернулся к Наталье, сказал: — А тебе, госпожа, пора заняться серьёзными умными делами. — Он протянул ей Библию в серебряных застёжках. — Вот тебе подарок от царя.
Наталья какую-то минуту казалась растерянной. Библия? Ей? Но, будучи сметливой во всём, что касалось её интересов, ответила:
— Передай государю: Наталья Кирилловна-де низко кланяется тебе, она-де раба, недостойная своего господина, будет искать случая отдарить его за сей бесценный дар...
— Умница! Слово твоё находчивое. Передам непременно.
Между тем Наталья вопросительно смотрела на Матвеева. Он резко обернулся к карлику:
— Захарка, что стоишь! Пошёл вон!