Наталья (московский роман)

Я вздрагиваю, как от пощечины.

— Хорошо, хорошо, — он уже сжимает мою руку, другую, — я пошутил. Не дергайся.

— Кто это, Боря? — спрашивает она.

— Сашина знакомая, — как-то несозвучно звучит.

— У Сашеньки новая любовь, значит? — спрашивает она. — Расскажи, мне очень интересно, она красивая?

Она смотрит на Б., он молчит и с легкой улыбкой смотрит на меня.

— Ну, так как?

Я не отвечаю ему, поворачиваюсь к Лине.

— Это долгая история, позже как-нибудь расскажу. О, хотите шампанского, Лина, у меня есть бутылка. Б.?

— Ты же знаешь меня, — он улыбается, — я никогда ни от чего не отказываюсь.

— Это точно, — смеюсь я.

— И ни от кого тоже, по-моему, — многозначительно добавляет Лина и смотрит на него.

— Борь, у нее красивая грудь, правда?

— Да, — кивает он, — но женщинам комплименты говорить не следует, усядутся, — он показывает рукой на голову, — потом не снимешь.

— Я надеюсь, вы меня до ног обсуждать не будете… — она улыбается.

— А хотелось бы?.. — вставляет Б.

Я достаю стаканы и бутылку Натальиного шампанского (вернее, купленного для нее). А, все равно!

Он берет бутылку у меня из руки…

— Есть, к сожалению, нечего, — грустно констатирую я.

— У меня полная сумка сандвичей, я не ела в дороге, спала.

Она выкладывает все на стол. Б. шумно вдыхает.

Трахает пробка, и шампанское льется.

— Сколько? — спрашивает Б.

— Пятерка, — отвечаю я. Мы всегда ставим оценки за открывание шампанского.

Я подаю стакан Лине и поднимаю свой. Б., еще не взяв стакана, уже ухватил рукой самый громадный бутерброд с колбасой.

— Борь, — говорю я.

— А что, кто-то говорить собирается?

— Линочка, за твой приезд и чтобы ты была счастлива!

Она целует меня, быстро наклонившись, в щеку. Я без тостов пить не могу, кавказская привычка. И хоть они иногда могут звучать банально, но я вкладываю в них более глубокий смысл.

Мы отпиваем по глотку. Б. допивает стакан до дна и набрасывается на бутерброд, как… Это набрасывание сравнишь разве что: как волк на ягненка или рысь на лань. Что-то там в нем чавкает, урчит, перемалывается и переваривается. Мы смотрим с Линой друг на друга.

— Борь, он все красивей становится, твой брат.

— Угу, — бурчит Б.

— Так тебя скоро перегонит, — (жевание прекращается).

— Не-а, — убежденно рычит он, и жевание продолжается.

— Сашенька, ты правда очень хорошо выглядишь, киска. Если б не твой брат…

Жевание замирает, наступает полнейшая тишина, она смеется от всей души, жевание продолжается, удовлетворенно урча.

Она протягивает руку через стол и треплет его по щеке:

— Борчик. Ты у меня один такой, — (он согласно кивает головой). — Зато я у тебя не одна, — добавляет она.

Он делает вид, что не слышит. У него это натурально получается.

— Сашенька, — она отпивает из стакана глоток, — так кто же эта Наталья?

— Женщина, — отвечаю я.

— Взрослая?

— На пять лет старше меня. Но, — поспешно добавляю я, — выглядит очень молодо. Женщина в юности. Вообще, я не могу ее оценивать.

— Чем она занимается?

— Английским, кончает институт.

— Она замужем?

— Да. У нее дочери скоро четыре года.

— А как же… вы встречаетесь?

— Дочь за границей у родителей.

— Значит, у них состоятельная семья? Она со вкусом одевается?

— Да, очень.

Лину всегда такие вещи волнуют.

— Она должна быть красивая, если понравилась тебе. Ты встречаешься с ней, несмотря на ребенка?

— Я об этом даже не думал.

— Да? Это так серьезно?

Б. уже прикончил третий бутерброд и налил себе шампанского.

— А когда ты должен с ней встретиться?

Я подумал. Кто знает когда. Лине всегда все интересно знать, особенно о красоте, одежде, о московских людях. Я ненавижу подобного рода разговоры, но ее — мне нравятся. (У нее это так натурально и искренне получается.)

— Не знаю, Лин…

— Друзья, — говорит Б., — я оставил вам два бутерброда, и прикончите это быстро, а то вы искушаете меня.

Я не ел ничего два дня и чувствовал, как голова моя покруживается, потому и протянул руку к бутерброду.

— Что это? — вскрикнула она и взглянула на моего брата. Ее глаза переходили с моей руки на его лицо.

— Повязка.

— Я вижу, Борик, что повязка, но от чего?

Б. молча глядит на меня.

— Лин, в какие театры ты хочешь сходить за эти дни?

Она понимает, что тема закончена.

— На «Таганку» мечтаю попасть. Боречка все обещает.

— О, если «Боречка обещает»!..

— Не вякай, козявка, — говорит он мне. Я смеюсь, пытаясь забыться…

— Какое сегодня число, Б.? — спрашиваю я.

— Тридцатое марта.

Господи, подумал я про себя, две недели, как мы не виделись. На завтра у нас билеты. Месяц назад я пригласил Наталью в театр, робко и скромно.

(— А какая пьеса? — спросила она.

— «Золотой мальчик».

— Санечка, это как про тебя! — воскликнула она и засмеялась.)

Но билетов на Таганке раньше, чем через месяц, в театральном киоске не было, пришлось купить на тридцать первое марта. Один билет я отдал тогда ей, за что она мне сказала спасибо.

— Знаешь, Лин, у меня, возможно, будет билет для тебя, очень хорошая пьеса.

— Спасибо, — радостно воскликнула она. — Я так рада, Сашенька, театр — это моя болезнь.

— Откуда? — спросил Б.

— Месяц назад купил.

— Один?

— Второй у Натальи.

— Так она пойдет?

— Не знаю.