Наталья (московский роман)

Я должен извиниться. Она святая, если до сих пор терпит меня. Я позвоню ей в пять, он возвращается домой в шесть, она будет одна дома. Если будет.

Я звоню в пять, и трубка снимается.

— Наталья…

— Санечка, слава Богу, что ты позвонил, я так переживала. У меня в восемь утра был зачет, о котором я не знала. Он мне записку вчера оставил, когда я приехала. Я только на минуту домой заехала, в шесть вечера у меня консультации начинаются и до одиннадцати.

— Наталья… я у тебя должен попросить прощения за вчера. Я был как…

— Что ты, Санечка. Я не обиделась. Ты мне даже понравился вчера. Такой пьяный и решительный. Я прямо была влюблена в тебя…

Я вздрогнул.

— Хотела остаться, но ты отказал…

— Наталья, я же…

— Я понимаю, Санечка, это из-за меня, для меня и во имя меня. Но иногда не надо этого делать. Для меня. Я же взрослая уже и могу сама кое в чем разобраться. Ты согласен?

— Я очень сожалею…

— Ничего страшного, у нас еще все впереди. Саня, я должна мчаться, очень важная консультация, этот профессор будет на госэкзаменах у меня. Я сама приеду, только не спрашивай когда. Совсем ненормальные дни начинаются. Только ты не жди, пожалуйста, я знаю, как ты это не любишь. Я застану тебя. Как вчера… Хорошо, Санечка?

— Хорошо, Наталья.

— До свиданья.

— До встречи, — говорю я.

Опять эта проклятая книжка, читать не хочется, но больше делать нечего. Я полистал страницы вперед, впереди не было ничего интересного, я вернулся назад и стал читать. Она занята, но при первой же возможности приедет, и мы увидимся.

Стук раздался в дверь неожиданно. Я бросился к двери… на пороге стоял мой брат Боря.

— Я понимаю твое разочарование, что я — это не она, — проговорил он, увидев мое лицо.

— Тебе и так хорошо, — грустно ответил я.

— Правда? — он улыбается.

— Кривда, — сказал я.

Он снял пальто и сел за стол.

— Кушать хочется.

Я стоял и смотрел впереди себя.

— Хочется кушать.

Я оглянулся почему-то позади себя.

— Ты что, еду там ищешь? — спросил он меня.

— Троглодит несчастный! — вскрикнул я. — Только одна жратва на уме. Анимальный.

— Так кушать хочется, есть что кушать?

Я стал доставать из пакета и разворачивать ему ее бутерброды и всякие другие вещи.

Он стал уминать так, что мне казалось, он челюсти сломает себе, на укусе.

— Борь, осторожно…

— Это ничего, Санчик, все в порядке.

— Где Лина?

— Сегодня уезжает, она у подруги. Тебе и Наталье привет передавала.

Я подумал.

— Хочешь, пойдем ее провожать. Тебе никого не надо ждать? — осведомился он осторожно, берясь за третий бутерброд.

— Не надо, поедем.

Он даже удивленно вскинул глаза на меня и откусил полбутерброда.

Я смотрел с грустью, как он уплетает то, что она принесла, и думал, почему ее нет здесь. А вот это вот анимальное животное здесь, и ему это до фонаря. Жрет, не подавится.

— Борь, ты сколько съесть можешь?

— Много, — осторожно отвечает он.

— Да я не собираюсь останавливать тебя, не пугайся.

Он послушный становился, когда ему давали.

— Сколько?

— Очень много. Сколько дадут.

Я засмеялся:

— Ну, давай рубай!

Через двадцать минут он насытился. Откинулся, рыгнул, закурил мою сигарету из ее пачки и сказал:

— А ты в институте думаешь бывать?

— Борь, переел, что ли, или плохо вошло? Чего это ты решил педагогическими моментами заниматься?

— Отец потом с меня будет спрашивать, надо же когда-то и этим заняться, твоим воспитанием.

— Это точно, без тебя я не воспитаюсь.

— Почему ты в институте не бываешь? Ты что, думаешь, на ней жизнь закончена?

— Вчера был.

— Что делал?

— Пиво пил.

— Хорошее посещение института. Большие знания.

— Это тоже нужно уметь.

— Согласен, в определенных случаях — это важно. Вот я, например…

И он завелся, рассказывая мне свои примеры. Педагогический момент на этом закончился.

В восемь часов вечера мы сели на метро (я наскреб последнюю мелочь серебром в кармане) и поехали на Рижский вокзал.

Лина ходила по перрону, ждала и нервничала. Мой брат вечно опаздывал.

— Сашенька, — она приятно удивилась, увидев меня. — Я думала, что уже не увижу тебя, Борчик.

Они проворковали пять минут, и поезд стал трогаться. Он уже на ходу подсадил ее, мимо ворчащего, как все проводники, проводника.

— Привет Наталье…

— Спасибо, — сказал я и подумал: где Наталья?

Поезд ускользал в темноте, в ночи, уже бесшумно, мигая только двумя красными огнями. Вдруг мне захотелось уехать, куда-нибудь, сев в купе, и ни о чем не думать, и чтобы она была со мной, все время, и ей не надо было возвращаться, а мне звонить ей.

— Идем, — тронул меня брат, — холодно.

Я вернулся в реальность.

— А когда тебе нормально, Борь?

— Когда работать не надо.

Поезд скрылся. (Мечты рассыпались, как хрусталь, — сакраментально звучит.)

— Подъехать хочешь на телеграф, мне позвонить надо?

— Ладно, так и быть, — проскрипел он.

На телеграфе, как всегда, полно всякого сброда. Когда-то я здесь встречался с Натальей. Каждый день она была моя, со мной. Может, люди сходятся, сближаются и перестают тянуться друг к другу, остывают…

— Что вам, молодой человек?

— Я старый, — машинально шучу я.

Она улыбается:

— За счет вызываемого: два-тридцать пять-семьдесят пять. Не забудьте — за счет другого города, а то у меня денег нет.