Наталия Гончарова

После рокового поединка был назначен суд. На основании бывшего тогда в силе Воинского устава Петра I убийцу следовало приговорить к смертной казни через повешение – такой приговор и должен был быть вынесен Дантесу. Однако еще до окончания суда стало известно, что столь строгая кара не будет к нему применена. Весть эта сильно повлияла на поведение подсудимого: оправившись от первого страха, он стал вновь развязным и самоуверенным. Дантесу было определено минимальное наказание: как не российский подданный, он высылался за пределы империи и лишался всего лишь своих «офицерских патентов».

Все кончено. Дрожишь ты, Дон Гуан.

Жоржа Дантеса выслали из России 19 марта 1837 года. В своем донесении французский посол де Барант сообщал:

«Неожиданная высылка служащего г. Дантеса, противника Пушкина. В открытой телеге, по снегу, он отвезен, как бродяга, за границу, его семья не была об этом предупреждена. Это вызвано раздражением императора».

Статуя командора гневно взирает на Дон Гуана…

Правда, во Франции барон сумел сделать карьеру и быстро пошел вверх по служебной лестнице. При Наполеоне III он стал даже сенатором, мэром города Сульца. Когда в июле 1851-го Виктор Гюго произносил пламенную речь в парламенте, обличавшую амбиции будущего Наполеона III, его грубо перебивали правые депутаты. В их числе и Дантес-Геккерн. Вечером того же дня Гюго (он знал, что барон – убийца Пушкина!) написал гневные строки, в которых заклеймил противников свободы:

Эти люди, которые умрут мерзкой и грубой толпою.
Одна грязь перед тем, как стать пылью…

Это пока лишь слабое пожатие «каменной десницы»…

Судьба мстила убийце поэта. Покой его внешне респектабельной жизни был нарушен в собственной же семье. Леони Шарлотта, родная дочь, стала живым укором отцу; она буквально боготворила Пушкина, преклонялась перед его гением. В комнате Леони висел портрет поэта. Девочка выучила русский язык, чтобы читать в подлиннике стихи Пушкина. И столь же сильной, как любовь к поэту, была ее ненависть к отцу, придумавшему себе в утешение, что бедняжка душевно больна.

Свершенное злодеяние напоминает о себе Дантесу постоянно. Оно висит на его совести тяжелыми кровавыми веригами. И не оправдаться ему никогда, не вымолить прощения…

Сохранились любопытные воспоминания племянника поэта Льва Павлищева: «Летом 1880 года, возвращаясь из Москвы, куда ездил на открытие памятника моему дяде, я сидел в одном вагоне с сыном подруги моей матери, жены партизана Давыдова, Василием Денисовичем Давыдовым… За несколько лет перед тем Василий Денисович был в Париже. Приехав туда, он остановился в каком-то отеле, где всякий день ему встречался совершенно седой старик большого роста, замечательно красивый собою. Старик всюду следовал за приезжим, что и вынудило Василия Денисовича обратиться к нему с вопросом о причине такой назойливости. Незнакомец отвечал, что, узнав его фамилию, и что он сын поэта, знавшего Пушкина, долго искал случая заговорить с ним, причем <…> объяснил Давыдову, будто бы он, Дантес, и в помышлении не имел погубить Пушкина… по чувству самосохранения предупредил противника и выстрелил первым… будто бы целясь в ногу Александра Сергеевича… “Le diable s'en est mete” (“черт вмешался в дело”), – закончил старик свое повествование, заявляя, что он просит Давыдова передать это всякому, с кем бы его слушатель в России ни встретился…»

Статуя
Дай руку.

Дон Гуан

Вот она… о тяжело
Пожатье каменной его десницы!

И это роковое пожатие, которое никому не дано разжать, не есть ли вечное проклятие убийце?

Тайна супружеской переписки

Кто ей внушал и эту нежность,

И слов любезную небрежность?

Кто ей внушал умильный вздор…

А.С. Пушкин

«Между тем пишите мне… – ваши письма всегда дойдут до меня».

Пушкин – невесте

«В собственные руки»

«Я не люблю писать писем. Язык и голос едва ли достаточны для наших мыслей – а перо так глупо, так медленно – письмо не может заменить разговора», – признавался двадцатилетний поэт. Ему не раз пришлось изменить собственное суждение, а письма его к Натали, пожалуй, не менее увлекательны, чем любой из пушкинских романов.

Невесте, «мадемуазель Натали Гончаровой», адресовано четырнадцать писем; жене, «милостивой государыне Наталье Николаевне Пушкиной» – шестьдесят четыре! И это за семнадцать месяцев разлуки, выпавших на их недолгую супружескую жизнь. Разлуки физической, но не духовной – Пушкин пишет жене отовсюду, где оказывается волей прихотливой судьбы: из Москвы и Казани, Петербурга и Болдина, Михайловского и Торжка, Нижнего Новгорода и Оренбурга.