Читаем Наташа Кампуш. 3096 дней полностью

Через шесть дней после похищения, руководитель расследования поделился со СМИ: «Как в Австрии, так и в Венгрии полицейские с розыскными листовками ищут Наташу и не собираются сдаваться. Но надежды, что ребенка найдут живым, к сожалению, почти не осталось». Ни одно из показаний свидетелей не навело на горячий след.

При этом полиция не последовала единственным показаниям, действительно выводящим на меня: уже во вторник, следующий после моего похищения день, позвонила двенадцатилетняя девочка и рассказала, что видела, как на Мелангассе в белый автофургон с затемненными стеклами посадили ребенка. Но сначала полиция не приняла эту информацию всерьез.

В своем застенке я ничего не знала о том, что снаружи уже смирились с мыслью о моей смерти. Я была абсолютно убеждена, что большие розыскные мероприятия идут полным ходом. Лежа на своем тоненьком матрасе и уставившись на голую лампочку, торчащую из-под белого потолка, я представляла, как полиция беседует с каждым из моих одноклассников, и проигрывала в мыслях любой возможный ответ. Я видела перед собой воспитательниц из продленки, как они снова и снова описывают, когда и где видели меня в последний раз. Я размышляла, кто из множества соседей в Реннбанзидлунге мог наблюдать за мной, когда я выходила из дома. Кто-то мог увидеть момент похищения и белый автофургон на Мелангассе.

Я упорно продолжала надеяться, что Похититель все же потребует выкуп и после передачи денег выпустит меня на свободу. Каждый раз, разогревая еду на плитке, я осторожно вырывала из упаковки кусочки картона с фотографиями блюд и прятала их в карман платья. Из фильмов я знала, что для получения выкупа преступник иногда должен предъявить доказательства того, что его жертва еще жива, чтобы получить выкуп. Я же была к этому готова: картинки являлись подтверждением того, что я ежедневно получаю еду. Для меня же они служили доказательством, что я еще существую.

На всякий случай от рабочей поверхности плиты, где я готовила, я отколола маленький кусочек фанеры, который тоже спрятала в карман. Теперь-то точно все пойдет как надо. Я представляла, как Похититель после получения выкупа вывозит меня в незнакомое место и оставляет там одну. Только после этого он сообщит моим родителям, где я, и они заберут меня оттуда. Мы оповестим полицию, и я передам им кусочек фанеры. Тогда им останется только обыскать все гаражи в Штрасхофе на наличие подвальных застенков. Последним доказательством станет рабочая доска с отколотым от нее кусочком.

Я сохраняла в памяти каждую малейшую деталь облика Похитителя, чтобы после освобождения суметь его описать. При этом в основном фокусировала внимание на его внешности, которая в общем-то ничего о нем не говорила. При своих посещениях застенка он носил старые футболки и спортивные штаны «Adidas» — одежду, удобную для того, чтобы протиснуться сквозь узкий проход, ведущий к моей темнице.

Сколько ему было лет? Если сравнивать с членами моей семьи, то моложе моей матери, но старше сестер, которым тогда уже было за тридцать. Хотя он выглядел очень молодо, я как-то ляпнула с бухты-барахты: «Тебе 35». О том, что я попала в точку, я узнала несколько позже.

Но я все-таки я выведала его имя — чтобы сразу же его забыть. «Смотри, так меня зовут!» — сказал он как-то, устав от моих бесконечных вопросов, и быстро сунул мне под нос визитную карточку. «Вольфганг Приклопил» — стояло на ней. «Разумеется, это не мое имя!» — добавил он сразу и засмеялся. Я поверила. Чтобы опасный преступник носил такое банальное имя, как Вольфганг, казалось совершенно неправдоподобным. Фамилию расшифровать было не так просто — она была сложной и трудно запоминающейся для ребенка. «А может быть, меня зовут Хольдапфель», — кинул он напоследок, закрывая за собой дверь. Тогда это имя мне ничего не сказало, но сегодня я знаю, что Эрнст Хольцапфель был чуть ли не лучшим другом Вольфганга Приклопила.

* * *

Чем ближе приближалось 25 марта, тем больше я нервничала. С первого дня моего похищения я ежедневно спрашивала Приклопила о дате и времени, чтобы окончательно не потерять ориентацию. В моей жизни не существовало дня и ночи, и хотя снаружи начиналась весна, я дрожала от холода, как только отключала отопление. Как-то утром Похититель ответил: «Понедельник, 23 марта». Уже три недели у меня не было ни малейшего соприкосновения с внешним миром. А через два дня моя мама будет праздновать день рождения.

Эта дата приобрела для меня высокий символический смысл: если я пропущу ее и не смогу поздравить мать с днем рождения, то мое заточение превратится из временного кошмара в бесконечную ужасную реальность. До этого я пропустила всего лишь несколько дней в школе. Но нельзя позволить себе отсутствовать дома в такой важный семейный праздник! «Это был тот день рождения, на котором не было Наташи», — слышала я голос матери из будущего, рассказывающий это своим внукам. Или еще хуже: «Это был первый день рождения, на котором не было Наташи».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное