Nathan Bedford Forrest

Невероятно, но присяжные в Ковингтоне оправдали Болтона, но при возмутительных обстоятельствах, которые могли только усилить общественное восхищение Форрестом. Появились доказательства того, что покупатель компании "Болтон, Дикинс и Ко" заплатил нескольким свидетелям из Кентукки, чтобы они дали показания против личности Макмиллана. В газетах появились обвинения в подкупе присяжных, а смета расходов на защиту достигла "почти 300 000 долларов".10

Деловые связи Форреста с человеком, который вместе с другими продал бы в рабство подневольного слугу (если Макмиллан действительно намеревался сделать именно это), не лучшим образом отражаются на нем, и есть еще одно свидетельство того, что он мог быть не совсем чужим в подобных сделках. Луис Хьюз, мать жены которого и семеро детей, по его сведениям, были проданы на невольничьем дворе Форреста в Мемфисе, утверждал, что мать и дети имели право "быть свободными по старому закону Пенсильвании". Хьюз писал, что два брата его тещи, подпадавшие под действие того же закона, получили свободу благодаря адвокатам-аболиционистам, но как только это произошло, владелец матери и ее детей отдал их в руки работорговцев в Лексингтоне для продажи "вниз по реке" в "преднамеренной попытке удержать их от прав". Они стали частью группы рабов, которых торговцы по имени Вудс и Коллинз отвезли в Мемфис, где по прибытии их поместили во двор Форреста и продали. Старшая дочь, добавляет Хьюз, была продана "семь раз за один день", потому что "купившие ее стороны, обнаружив, что она не является рабыней по закону и что они не могут получить письменной гарантии, что она таковой является, избавились от нее как можно скорее". Здесь следует добавить, что весь рассказ Хьюза о том, как его жена познакомилась с двором Форреста, предполагает, по крайней мере, возможность того, что Матильда Хьюз и ее семья были лишь помещены в тюрьму для рабов Форреста, а не проданы фирмой Форреста. Если Вудс и Коллинз просто арендовали место на территории занятого Форрестом предприятия и сами занимались продажей, то нет причин, по которым Форрест должен был быть хорошо осведомлен об этих обстоятельствах.11

Какими бы сомнительными ни были его дела, его решительное поведение на стороне закона и порядка как в деле Эйбла, так и в возмущении Болтона заслуживало восхищения и, должно быть, казалось особенно таковым в Мемфисе той эпохи. В свете этого последовавшие за этим события не так уж удивительны, даже если речь идет о работорговце. 22 июня 1858 года в колонке "Местные дела" газеты Appeal появилось сообщение о том, что "избиратели Третьего округа проведут собрание сегодня вечером, в восемь часов, на дворе Форреста, на Адамс-стрит, с целью выдвижения кандидатов в олдермены". Пять дней спустя газета Appeal напечатала результаты голосования в Третьем округе на выборах в олдермены: "Коулман - 158, Кортрехт - 168, Форест - 196, Брукс - 47".12

 

8

ФОРРЕСТ вошел в состав городского совета в непростое для муниципалитета время. Мемфис влез в долги, пытаясь обеспечить проезжие улицы, полицейскую защиту и общественное спокойствие для населения, которое росло по мере развития и процветания сельского хозяйства в районе. В 1858 году городские выборы увеличили число олдерменских округов с шести до восьми и впервые избрали шестнадцать олдерменов вместо двенадцати. Однако через несколько дней после избрания шестнадцати новых олдерменов городской реестр подсчитал, что доходы муниципалитета за год не дотянут до расходов на 29 396 долларов.1

Форрест баллотировался в Совет старейшин не из-за зарплаты, которую там платили, - ее не было. Простое посещение заседаний - не говоря уже о подготовке к ним, индивидуальной и в составе комитетов, - отнимало много времени и было скучным, если верить газетным отчетам о них. Помимо регулярных заседаний, которые, судя по всему, проходили раз в две недели и часто длились по нескольку часов, часто проводились дополнительные сессии из-за переполненности делами. В отличие от многих долговязых коллег, Форрест был тем же самым оратором, который давал показания на суде над Болтоном: решительным, лаконичным, практичным и явно не вызывающим удивления у торговцев, адвокатов и других отцов города, с которыми он работал. С другой стороны, они, по-видимому, рано поняли, что он - человек, обладающий определенными навыками и проницательностью, которых не хватало остальным. Почти сразу же, несомненно, потому, что в течение последних пяти лет он управлял одной из самых успешных рабовладельческих тюрем в регионе, его назначили в орган, контролирующий дела "Здания суда и тюрьмы", а также в четыре других постоянных комитета: Финансового, Бдительности, Благоустройства и Рынков.2