Nathan Bedford Forrest

В 9 утра 3 мая на плантации Лоуренса, менее чем в двадцати милях от Рима, Стрейту пришлось снова остановиться, чтобы покормить людей и животных. К этому времени даже это было практически бесполезно, потому что было "почти невозможно" удержать своих измученных людей "бодрствующими достаточно долго, чтобы покормить". Почти сразу же ему сообщили, что "тяжелые силы противника движутся слева от нас, по маршруту, параллельному тому, по которому мы шли, и в тот момент они были ближе к Риму, чем мы". Затем его пикеты были загнаны внутрь, и ему пришлось приказать своим войскам вернуться в боевую линию. "Все усилия, - говорит он, - были предприняты, чтобы поднять людей на борьбу", но это было бесполезно; "природа была истощена, и большая часть моих лучших солдат фактически заснула, лежа в боевой линии под сильным огнем стычки". После некоторых маневров Форрест прислал флаг перемирия, требуя капитуляции моих войск".8

Подчиненные Стрейта офицеры призывали отказаться от бесполезного рывка. Сам полковник не горел желанием сдаваться, хотя только что узнал, что 200 человек, которых он послал, не смогли взять мост в Риме. Опытный и умный солдат, он сначала отказался от требования Форреста сдаться, если ему не докажут, что его превосходят в численности. Он также настоял на том, чтобы ни один конфедерат не приближался к его позиции, пока идет обсуждение капитуляции. Как раз в тот момент, когда он выдвигал это требование, две артиллерийские установки конфедератов, которым удавалось не отставать на протяжении всей погони, появились в поле зрения, и Форрест выполнил пожелание Стрейта, отправив адъютанта, капитана Генри Пойнтера, чтобы тот отодвинул их назад. Незаметно для Стрейта Форрест многозначительно кивнул Пойнтеру, и в течение следующих нескольких минут те же два орудия стали снова появляться то тут, то там в поле зрения Стрейта.

"Имя Бога!" наконец воскликнул Стрейт. "Сколько у вас пушек? Я уже насчитал пятнадцать!"

Небрежно бросив взгляд в сторону, куда смотрел командир Союза, Форрест ответил: "Думаю, это все, что осталось".9

По ходу обсуждения Форрест периодически отдавал Пойнтеру приказы по работе с фантомными подразделениями. Несомненно, под влиянием Пойнтера командиры немногих конфедератов, присутствовавших на месте, начали выводить своих людей из поля зрения, как это делали артиллеристы с орудиями. Стрейт вернулся, чтобы еще раз поговорить со своими офицерами, но около полудня сдался. Менее чем 600 конфедератам, которые почти каждый день и половину ночей подряд участвовали в боях с тех пор, как 24 апреля покинули южную часть центрального Теннесси, он сдал 1466 федералов, плюс 200 человек, которые вскоре должны были вернуться с напрасной миссии к мосту в Риме.10

Бесчестье этого решения быстро стало значительным, о нем трубили в ликующих заголовках по всему Югу. Один ворчливый федеральный реминисцент, не в силах оспорить тот факт, что это произошло, вместо этого стал спорить с историей Эммы Сансом, утверждая, что брод Блэк-Крик был показан Форресту человеком, молодым солдатом Конфедерации по имени Сансом, который был захвачен федералами тем утром и нарушил условия досрочного освобождения, помогая Форресту; анекдот о "прекрасной" Эмме Сансом был придуман конфедератами в целях пиара, утверждала эта история.11

У Эммы Сэнсом был брат, служивший в армии Конфедерации, и он действительно был взят в плен тем утром. Однако спустя десятилетия она сохранила убедительные доказательства того, что именно она, а не ее брат, сделала важное открытие о броде через Блэк-Крик. В записке, оставленной на ее бюро, написанной свинцовым карандашом на испачканном листе бухгалтерской бумаги, она высокопарно, но неуверенно похвалила себя:

Хед Квотерс Ин Сэдл

2 мая 1863 года

Выражаю глубочайшее уважение мисс Эме Сансон за ее доблестное поведение во время стычки моего отряда с федералами на переправе через Блэк-Крик близ Гадесдена, штат Аллабама.

N. Б. Форрест

бригадный генерал

Комдинг Н. Ала-12

 

17

Около 6 часов вечера в воскресенье, 3 мая, всего через несколько часов после капитуляции Стрейта, Форрест ввел свой первый контингент пленных в Рим и был встречен героями. Женщины города, обрадованные тем, что им не угрожает опасность со стороны федеральных рейдеров, усыпали путь его армии цветами и преподнесли венок самому завоевателю, которого осаждали с рукопожатиями и просьбами о локонах волос.1