Натянутая паутина. Том 1

Врываясь в помещение, я инстинктивно применил Голос и, не обнаружив ни одного источника эмоций, временно успокоился. При вторичном осмотре нашелся патологоанатом – несчастный неряха лежал на операционном столе, за которым недавно трапезничал. Разумеется, он был мертв.

Я приближался к телу медленно, внимательно ощупывал взглядом каждый предмет, каждую деталь обстановки, а посмотреть было на что.

– Итак, живот жертвы вскрыт крестообразным разрезом. Судя по краям, резали чем-то чрезвычайно острым, убийца действовал сноровисто и уверенно. На правой руке след от подкожной инъекции – скорее всего, седативное. Он был жив, когда его резали. Другой участник действа рассыпал по полу мел. Видишь этот магический круг? Восхитительная точность расположения элементов, видна опытная рука. И черные свечи присутствуют. Скорее всего, их было не меньше двух, первый резал, второй наводил красоту, пока мы с тобой занимались телом де Барбасско. Я не почувствовал предсмертной агонии жертвы, потому что его эмоции были приглушены действием введенного препарата, а еще над трупами в леднике витали призраки их собственной агонии. Некоторые умерли насильственной смертью, и совсем недавно. Ты понимаешь?

– Нас пытались убить темной магией.

– Нет. Это худдуви[37].

Я отложил трость и, восстановив в памяти правильную последовательность словоформул, расставив акценты и интонации, пропел заклинание, оканчивавшееся очень важной фразой на квохри:

– Папа Хогби, закрой врата!

Стуки в дверь прозекторской со стороны ледника и глухие стоны немедленно прекратились.

– А теперь идем!

Я почти бегом ринулся к главному входу и испугал вахтера до полусмерти, потребовав сказать мне, кто недавно проходил через его пост. Бедный бахон поклялся, что мы с Себастиной были последними, больше он никого не видел. Думая о том, что ему могли отвести глаза, я выскочил на улицу и свистнул временному шоферу, предоставленному салоном, в котором был куплен стимер.

– Монзеньор?

– Ты следил за входом? Кто-нибудь входил или выходил?

– Э… нет, монзеньор!

– Черт побери. – Я бросился обратно, узнал у вахтера, где расположен черный вход, и направился туда, уже зарядив револьвер патронами с «Улыбкой Дракона» и черной ртутью.

Вырвавшись на маленький задний двор, я не заметил ничего более примечательного, чем старая помойка и… незакрытые кованые ворота, ведшие на улицу. Одна из створок была прикрыта наполовину, а вторая открыта настежь.

– Себастина, видишь ту дверь? Скорее всего, это помещение сторожа.

– Поняла.

Она ринулась вперед, сорвала дверь с петель и ворвалась внутрь.

– Мертвое тело, хозяин. Ему сломали шею.

Спустя час я все еще наполовину проходил допрос, наполовину раздавал указания следователям-керубимам. Получилось, что я был единственным свидетелем и по совместительству старшим по званию среди присутствовавших служителей закона. Ложь придумалась по ходу дела, что было несложно: торговля телами и внутренними органами. Это показалось мне единственным объяснением, которое могло хоть как-то сойти за правду.

– Так, все, я должен рапорт писать, а вы делайте свою работу, зеньоры следователи!

Из черной кареты, подкатившей к оцеплению, показались двое – белые шерхарры с сабельными клыками, которые на самом деле звались не шерхаррами, а викарнами. Настоящие следователи тайной службы Арбализеи.

– Уходим, – прошептал я Себастине.

Солнце поднималось в зенит, жара, волной затапливавшая улицы Арадона, совсем скоро погрузит город в послеобеденную дрему. Приближалась сиеста, а я садился в раскаленный душный салон стимера и думал лишь о том, что теперь мне совершенно точно следовало выкроить время и сходить на представление «Цирка Барона Шелебы».

В баре царил полумрак. Окна закрывали старинные тяжелые жалюзи, набранные из планок темного дерева, двери были открыты настежь, но свет не проникал внутрь, потому что солнце уже переползло на другую сторону и теперь выход на улицу был в тени. Бармен доверительно дремал за стойкой, подперев щеку широкой ладонью. Мухи сонно жужжали вокруг старинной свечной люстры, им тоже было жарко. В целом местечко казалось неплохим, но…

– Благородному тану не пристало тратить время в заведениях столь низкого уровня, хозяин.

– Пока мы не дома, называй меня «господин» или «монзеньор», Аделина.

– Простите, господин.

Я сделал глоток из кружки. С настенной иконы смотрел какой-то святой из культа Все-Отца, кажется, Притозо, защитник пьяниц. Представьте себе, есть и такой, оберегает несчастных выпивох, чтобы они не замерзли ночью, заснув на улице, и не ломали шеи, спьяну спотыкаясь. Это показалось примечательным, потому что Арбализея была религиозной страной, но последователей культа Все-Отца в ней насчитывалось немного – зильбетантизм был силен и агрессивен.

– Сиеста почти закончилась, господин, мы можем выйти.