Попасть на спину Обхоза можно было двумя способами: по воде или по воздуху. Водный путь требовал сначала подплыть к утесу на каком-нибудь судне, которое в случае сильных волн могло легко разбиться, после чего постараться перейти на каменную площадку, вырубленную в нем, и начать долгое восхождение по узкой лестнице, которую также врезали в красную плоть исполина. Когда Обхоз просыпался в последний раз четыреста с лишним лет назад, многие ступени были уничтожены трещинами. Позже эти пробелы закрыли деревянными мостками, которые изредка меняли на новые.
Воздушный путь представлялся легким лишь для тех, у кого за спиной росли крылья. Иным приходилось бы прибегать к помощи магов либо арендовать дирижабль, что не являлось дешевым удовольствием.
Я выбрал воздушный путь, а именно – два стимвинга, каждый из которых управлялся отдельным пилотом.
Обхоз, в отличие от некоторых собратьев, имел более-менее плоскую и широкую верхнюю площадку, которую арадонцы именовали «спиной». Она рельефом напоминала рабочую область жевательного зуба, со своими выпуклостями и впадинами, где блестели прудики цветущей дождевой воды и имелась нанесенная ветром почва. Обхоз вообще весь напоминал огромный жевательный зуб, торчавший из моря.
Наше появление спугнуло тучи чаек с мест гнездования, эти тупые птицы, безобразно вопя, поднимались ввысь и извергали на чужаков настоящий дождь из фекалий.
– Хорошо, что вы подумали о зонтах, хозяин, – заметила моя горничная.
– Не то чтобы белое выделялось на белом, но… все же хорошо.
Главари кавандеро, надо сказать, тоже не допустили роковой ошибки и встречали нас, стоя под огромными зонтами.
– Прекрасный день, почтенные доны! – Я постарался выдать самую лучезарную улыбку. – Рад, что наше предприятие приносит ожидаемые плоды!
– О, показался!
– Преждевременная радость есть признак недалекого ума!
– Смотрите, кто заговорил! Сам-то уже решил, что бардак на Лефанском променаде твой, и радуешься!
– Мой! А чей же еще?
– Это мы еще посмотрим, чьим он станет!
– Мужчины, ведите себя достойно!
– Как же они орут!
– И я об этом.
– Заткнись, дура, я про чаек, а не про этих кретинов! Хотя они тоже орут! Заткнитесь, кретины!
– Сам заткнись, дерьмоед! Из пасти так несет, что блевать – не проблеваться!
– Почему мы должны топтаться здесь в самую жару?! Почему мы вообще согласились встретиться с ним здесь, это же самоубийство!
– Да потому что этот высокорожденный так захотел! Он нас подставляет!
– Верно, – кивнул я, – подставляю. Это была самоубийственная глупость соглашаться на такое. Вы все – приманка.
Секундное затишье в клочья разорвал поток разъяренных возгласов, который я немедля прервал, подняв руку и сжав пальцы в кулак. Свободолюбивым индивидуалистам пришлось заткнуться, ибо в кулаке моем, выражаясь фигурально, находились их тестикулы.
– Я уверен, что Старый Гриф предложил это место просто так, чтобы испытать удачу. Он и не думал, что вы согласитесь, ведь это глупо. Бурерожденные могут заявиться сюда хоть все сразу, а вы едва пробрались с небольшими свитами телохранителей. Для пернатых здесь простор, вся территория как на тарелке, в то время как вы заперты на ограниченном участке суши и не можете даже глаз поднять в сторону палящего светила. Для Старого Грифа это просто конфетка, а не возможность уничтожить вас всех одним махом. Поэтому он и явится сюда сам, дабы посмотреть на ваши тупые рожи да поглумиться напоследок. Я надеюсь на это.
– Ах ты, сучий…
– Мы так не договаривались!
– Ну все, вилы тебе!
– Подстава, валим…
– Чего вы всполошились? Объект моего интереса скоро явится, и наша сделка будет официально закрыта…
– Хорош метаться, они уже здесь.
Чайки испуганно разлетелись в разные стороны, когда небо заняли птицы покрупнее, – Бурерожденные поднялись на потоках ветра снизу и быстро окружили утес. Змееяды, беркуты, чеглоки, поморники, фрегаты, серые пеликаны и многие-многие другие. Триста тридцать два источника эмоций над нами.
Он опустился на утес в сопровождении десятка уродливых подручных – лысых ибисов с иссиня-черным оперением, каждый из которых имел в когтях по карабину. Старый Гриф оказался не просто грифом, а самым настоящим кондором, громадной тварью в черно-белом оперении с невообразимым размахом крыльев. Его лысую голову венчал уродливый кожистый нарост, голая шея росла из пышного воротника белоснежного пуха, а когти на руках и ногах походили на полноразмерные серпы. Авиак сделал несколько неловких шагов, цокая ими о камень, поглядел на собравшихся одним своим глазом, потом другим – и наконец расхохотался:
– Чем вы думали, когда решили прийти сюда, никчемные ублюдки?!
Главари рассматривали веселившегося собрата со страхом и смятением.
– Это он?
– Да нет! Это же Рифтазо, его сын!
– Я видел Рифтазо, это не он.
– Ну а кто тогда?!
– Доны, не забивайте себе головы, – посоветовал я, покидая спасительную тень, – вообще-то можете идти, от вас больше ничего не требуется.