Натянутый лук

— Ненавижу море, — признался Бардас Лордан, вцепившись обеими руками в поручни на борту «Фехтовальщика». — По крайней мере ненавижу плыть по нему. Наверное, из-за того, что я плотник.

— Правда? И почему плотники ненавидят море?

— Я знаю кое-что о дереве, — ответил Бардас, — а особенно о его склонности гнить, крошиться, обтрепываться, слоиться и попросту ломаться. Мысль о том, что всего лишь кусок сосны, возможно, не очень высокого качества, шириной в дюйм отделяет меня от неминуемой смерти…

— Расслабься. Корабль не потонет. Это хороший корабль.

Очередная волна накатила на хороший корабль и покачала его чуть-чуть. Бардас пошатнулся, едва не упал и постарался снова выпрямиться, судорожно хватаясь за поручни.

— Думаю, нам надо вернуться. Пока не поздно.

— Не глупи. Если ты всю дорогу будешь так себя вести…

— Ты к этому привыкла, — проворчал Бардас, закрывая глаза. — Хотя, с другой стороны, непонятно, почему ты ведешь себя так высокомерно. Хочу сказать, что тебе вообще известно о лодках? Ты же всего лишь продавец подушек и ковров, а прежде вообще была помощником фехтовальщика. Могу себе представить, как первый раз ты обратила внимание на корабль, потому что он по цвету не подходил к скалам.

— Все верно. А ты — фермер, ставший солдатом, адвокатом и лучником. И все эти профессии связаны с мореплаванием. Бардас Лордан, дельфин в человеческом обличье. — Эйтли зевнула и потянулась. — Хотя ты прав. Мы частенько спорили по поводу отправки груза. Но не тебе приходилось читать все эти заявления, написанные отвратительным непонятным техническим языком. Бушприты, и бизани, и черт знает что еще. Почему они не могли просто сказать «кусочек тряпки, свисающий с палки в центре палубы», как все нормальные люди? — Бардас кивнул.

— Кстати, чего я никогда не мог понять, но никому не признавался, поскольку не хотел показывать свое невежество, зачем нужно все это бумагомарание? Все эти петиции и вторичные возражения ответчика и ответы истцов? Бессмысленная работа, согласна?

Эйтли удивленно поглядела на него.

— Ты действительно имеешь в виду, что не знал? Все время, пока работал в суде?

— Если бы я знал, то не спрашивал бы, — ответил уязвленный Бардас. — Ну, ты объяснишь мне?

Эйтли хихикнула.

— Извини. Я просто считаю, что… ну ладно. Суть в том, что прежде, чем дело передается в суд, участники должны показать его суду, а именно судье. Ты помнишь судью? Мужчина в черной мантии, сидел на лавке в задней части зала.

— Может, видел его пару раз, — признал Бардас. — Я думал, что он кто-то вроде рефери, смотрит за тем, чтобы никто не обманывал.

— И этим он занимался. Но еще в его обязанности входило читать заявления и решать, стоит ли передавать дело в суд. Иначе здание суда не вместило бы всех людей, которые приходили бы туда, чтобы устраивать дуэли и решать личные проблемы, а не серьезные коммерческие и криминальные преступления.

— Правильно, — сказал Бардас. — Понятно. И все эти годы, когда мы работали вместе, судья когда-нибудь назначал слушание дела, которое, как ты сказала, не стоило передавать в суд?

— Нет, — призналась Эйтли. — Что указывает на то, как хорошо работает система, — добавила она храбро.

Бардас рассмеялся:

— Ну да. Хотя, честно говоря, я даже не подозревал… Тебе было тяжело?

Эйтли кивнула:

— Очень. Вся эта писанина была такой сложной, скучной и требовала много времени. А чем я, по-твоему, занималась дни напролет, волосы расчесывала?

— Я и не подозревал, — повторил Бардас. — Столько работы, а ты получала всего пять процентов. Мне кажется, это было не совсем правильно.

Эйтли посмотрела ему в глаза.

— Я не подвергала себя опасности. И никогда не спорила по поводу того, как мы делили деньги. Я верю, что ты и не подозревал. Дело в том, что, если ты не готов убивать людей и подвергать опасности свою жизнь, тебе будет довольно трудно заработать на жизнь в этом жестоком мире.

— Такое не по мне. — Бардас покачал головой. — Однако ты права, я как следует не работал с тех пор, как уехал с фермы; я имею в виду — быть солдатом тяжело, но это нельзя назвать работой, скорее смертельной смесью скуки и приключений, только не работой, потому что мы ничего не производим. А насчет фехтования… ну, это то же самое, что быть солдатом, только без скуки и очень неприятных приключений. Что же касается изготовления луков…

— Да? Ты работал каждый день и получал за это деньги. — Бардас покачал головой:

— Не совсем. Мой брат следил за тем, чтобы мне выделяли достаточно денег из бюджета армии. Совсем недавно я получил неоспоримое подтверждение этому. Мне платили много за всякие пустяки, значит, я просто играл в работу, что-то типа хобби… — Он закрыл глаза. — Другими словами, работа моя была пустой тратой времени. С таким же успехом я мог остаться в городе и валяться в постели день напролет, как слепой пес.

Эйтли ничего не ответила, и они молча стояли несколько минут, наблюдая за все удаляющейся точкой между бортом корабля и небом, которая была Сконой. Эйтли пробормотала что-то о делах, которые ей надо сделать, и ушла. Бардас остался один.