Кейси услышала цоканье каблучков сестры, шагавшей взад-вперед вдоль кровати, и попыталась ее представить — в черных легинсах и свободном трикотажном топе, темно-русые волосы забраны в хвост высоко на макушке. У нее не было сомнений, что зеленые глаза Дрю мечут молнии.
— Я думаю, что, если с Кейси что-то случится, имущество моего отца автоматически переходит ко мне.
— Кейси еще не умерла, Дрю, — напомнил Уоррен.
— Все равно что умерла.
— Ладно, хватит. Боюсь, тебе придется подождать.
— Тебе легко говорить. Тебе не нужно думать о деньгах.
— А поработать ты не хочешь?
— У меня ребенок, не забывай.
У Кейси слезы подступили к горлу при мысли о пятилетней племяннице — точной копии своей матери во всех смыслах.
— Кстати, а где Лола? — забеспокоился Уоррен.
— Шон повел ее в кафетерий есть мороженое.
— А кто вообще этот парень? Давно ты с ним знакома?
— Какое твое дело, Уоррен? Ты хочешь знать, не попросила ли я своего бойфренда наехать на сестру? Это тебя интересует?
— Мама! — раздался детский голосок и легкие шаги в палате.
— Нет-нет-нет. Уведи ее отсюда. Я думала, вы там едите мороженое, — закричала Дрю.
— Она уже съела мороженое, — произнес мужской голос.
— Купи ей еще.
— А что случилось с тетей Кейси? — спросила малышка.
— Она плохо себя чувствует, — раздраженно ответила Дрю.
— Она спит?
— Она попала в автокатастрофу, — объяснил Уоррен.
— Она поправится?
— Мы молимся за нее и очень надеемся, — сказал Уоррен.
— Можно я тоже буду молиться?
— Я думаю, ей это поможет.
— Отлично, — сказала Дрю. — Шон, пожалуйста. Больничная палата не место для ребенка.
— Ладно, ладно. Пойдем, Лола. Хочешь пирожное, которое тебе понравилось.
— Я больше не хочу есть.
— Знаете, здесь внизу есть игровая комната для детей. Давайте я отведу туда Лолу, — предложил Уоррен. — Мне кажется, на сегодня мы уже все обсудили.
— Ты тоже иди, Шон, — бросила Дрю. — Уоррен, я дождусь твоего возвращения.
— Как хочешь.
Дверь закрылась, Кейси осталась наедине с сестрой.
— Ну вот, — начала Дрю, и Кейси представила себе, как она подошла к окну. — Почти как в старые добрые времена, только тогда я была практически в коме, а ты вышагивала по комнате, думая, что же со мной делать.
— Ты все говорила, что если я не исправлюсь, то не доживу и до тридцати. — Дрю невесело засмеялась. — А что теперь? — Она плюхнулась на кровать. — Не могу на тебя смотреть. Не потому что ты плохо выглядишь — нет, ты совсем как живая. Врачи прекрасно тебя заштопали. Послушай, Кейси, — Дрю вдруг повысила голос, — хватит уже. Прекращай это дело. Я совершенно не могу без тебя. Выходи уже из этой своей комы, возвращайся к нам. Давай-давай. Я знаю, что ты меня слышишь.
— Ты должна очнуться. Так нечестно. И не гони пургу, что от тебя это не зависит, что у тебя нет выбора. Сколько раз ты сама мне говорила, что у нас всегда есть выбор? Мне нужно, чтобы ты выздоровела. К пятнице придет куча счетов, а оплачивать их нечем. Если ты не очнешься и не переведешь мне денег… Они же все равно мои, если ты забыла!
— Мне, конечно, очень неловко взваливать все это на тебя, когда ты в таком состоянии, но положение у меня безвыходное. Чего, кстати, можно было бы избежать, если бы отец не назначил тебя единоличным распорядителем или если бы ты не приняла на себя эти обязательства. Я не получаю ни цента с тех пор, как ты впала в спячку. А мне надо было свозить Шона на Багамы и одеться на весну. На кредитках у меня теперь по нулям. Скоро нечем будет ребенка кормить. Я же знаю, ты безумно любишь Лолу, хотя и не радовалась моей беременности, прямо как отец. Мне нужны деньги, понимаешь! Твой муж сказал, что придется подождать, и это ты во всем виновата. Плохо так говорить, но в такой ситуации было бы куда легче, если бы ты умерла.
Кейси почувствовала, что Дрю вскочила с кровати. Она никогда не могла больше минуты оставаться на одном месте. Слишком много лет баловалась белым порошком. Но, правда, обнаружив, что беременна, она согласилась пройти курс реабилитации и до самого рождения Лолы не нюхала и не пила. Кейси перевезла сестру в более просторную квартиру, наняла Лоле хорошую няню, оплачивала потом ее повторное лечение. Иногда у нее опускались руки, ей не хотелось больше никогда возиться с сестрой. До аварии они не разговаривали почти месяц.