— «Тот, кто ищет узнать историю человека, постигнуть, как эта таинственная смесь элементов ведет себя в разнообразных опытах, которые ставит Время, конечно же, хотя бы кратко ознакомился с жизнью святой Терезы и почти наверное сочувственно улыбнулся, представив себе, как маленькая девочка однажды утром покинула дом, ведя за руку младшего братца, в чаянии обрести мученический венец в краю мавров».[1] А? Повторить? — спросила Джанин. — Да-а, неудивительно, что ты ненавидела эту книгу. Я прочла только один абзац и уже запуталась. Язык какой-то тарабарский. Всегда думала, что Джордж Элиот умеет писать. — Послышался шелест страниц. — Вот в предисловии говорится, что «Мидлмарч» — лучший из полудюжины лучших романов мира. Итак, продолжаем. «Они вышли за пределы суровой Авилы, большеглазые и беззащитные на вид, как два олененка, хотя сердца их воспламеняла отнюдь не детская идея объединения родной страны…» О господи. Кейси, очнись скорее, а то я тоже окажусь в коме рядом с тобой.
Тихий смех, шаги. Кто-то подошел к постели.
— Что ты делаешь? — спросила Гейл.
— Осуществляю свою угрозу.
— Думаешь, она понимает, что ты ей читаешь?
Глубокий вздох.
— Тест показал, что Кейси слышит, но черт меня побери, если я знаю, хорошая это новость или плохая.
— Что ты хочешь сказать?
Джанин заговорила тише:
— Я понимаю, что ее состояние значительно улучшилось, что она к нам возвращается. Но в то же время, — уже шептала она, — как ужасно, должно быть, лежать здесь без движения, но при этом все слышать. А что, если она все понимает? Что, если она знает про покушение?
— К чему ты клонишь?
— Как ты считаешь, вдруг она думает, что это я пыталась ее убить?
— Не смеши меня.
— Мы обе знаем, что наши с Кейси отношения не всегда были безоблачны. Когда она решила оставить наш бизнес, все было очень напряженно. Я прямо-таки молилась, чтобы ее новое дело накрылось, чтобы она потеряла все деньги и чтобы волосы у нее повыпадали.
— Ты молилась, чтобы она облысела? — недоверчиво переспросила Гейл.
— Тсс! Я не это имела в виду.
— Кейси, ты же знаешь, что я люблю тебя, — жалобно произнесла Джанин.
— Я думаю, во всем надо искать хорошую сторону, — улыбнулась Гейл. — Кейси, если ты меня слышишь, если тебе больно, и плохо, и тяжело, но по крайней мере ты знаешь, что мы о тебе заботимся и что Уоррен тебя обожает, так что скорее выздоравливай.
— А что, если пройдут годы, — тихо заговорила Джанин, — и все останется без перемен, и она застынет так навечно?
— Нет. Кейси сильная. Она уже прошла через многие…
— Я тебя умоляю, — перебила Джанин. — Да, у Кейси были не самые лучшие родители в мире, но они, во всяком случае, благопристойно умерли, оставив ее очень богатой. Да и по части красоты она не обделена. Не говоря уже о том, что она умна, образованна и…
— И в коме.
— Ну да, в коме. Прости, Кейси. Я совсем не хотела ничего такого. Я говорила все это, вовсе так не думая. Ну, словом, «зелен виноград».
— Она все понимает, — сказала Гейл.
— Помнишь, как мы с тобой познакомились? — спросила Джанин.
— Конечно, — ответила Гейл. — Это была ненависть с первого взгляда.
— Ты меня ненавидела?
— И ты меня ненавидела, — сказала Гейл.
— Ну, наверное, я почувствовала в тебе угрозу, — признала Джанин. — Потому что вы с Кейси дружили уже целую вечность.
— Кажется, каждой из нас хотелось иметь Кейси в безраздельном владении, — улыбнулась Гейл.
— И как же в конце концов мы стали подругами?
— Кейси не оставила нам выбора. Да, Кейси? Все эти совместные ланчи, девичники…
— Это было мучительно.
— А когда ты изменила свое мнение об мне? — спросила Гейл.
— Пожалуй, когда Майк попал в хоспис. Ты так его любила, и ты была сильной — невозможно было не восхищаться тобой. Под этими кудряшками и застенчивой улыбкой скрывается истинная сила. А ты когда поняла, что ошибалась насчет меня?
— Примерно тогда же, — кивнула Гейл. — После похорон, на поминках, когда я принимала соболезнования, а ты пошла на кухню, стала делать сэндвичи, потом мыть посуду.
— Я просто боялась, что все заслуги припишут Кейси.
— Почему ты так боишься показаться в истинном свете?
— Может быть, потому что тогда станет понятно, что смотреть не на что.
Звук отодвигаемого стула.
— На сегодня хватит уже великой литературы. Пойду.
Запах дорогих французских духов. Прикосновение губ Джанин к щеке.
— Позвонишь мне?
— Конечно.
Короткое объятие; дверь открылась и закрылась.
— Надеюсь, Кейси, ты не приняла все это близко к сердцу, — сказала Гейл. — Знаешь, Джанин приходит к тебе каждый день, честно. Зачем бы ей приходить, если бы она тебя не любила?