Натюрморт на асфальте

Даша сложила ладони вместе и театрально надув губы заглянула в глаза брата.

– Миш, ты ведь знаешь, как мне важно твоё присутствие.

– Знаю…– виновато протянул Котов, – Я постараюсь отпроситься. Но ничего не обещаю!

– Спасибо, – с улыбкой до ушей прошептала Даша, приобняв брата, – А теперь колись, что ты делал на морозе больше часа. Только не говори, что опять увидел бездомного щенка и не смог отойти от него.

Конечно, познакомившись с Сашей ближе можно принять его за щенка, который в свои тридцать не может жить в этом мире, поэтому вынужден гнить в душном офисе, но Миша улыбается уголком рта и отвечает, что познакомился с замечательным человеком.

– Чего? – выражение лица сестры выдает непонимание и будто недоверие к незнакомцу, о котором ей даже не начали рассказывать, – На улице?

– Нет, нет, он не бездомный. Просто… Ты ведь знаешь, что я часто лезу туда, куда не нужно. Долго рассказывать, но мы немного разошлись мнениями и…

– И ты, как сердобольный человек решил извиниться перед незнакомцем, которого видишь первый и последний раз в жизни? Ты как обычно, дорогой.

Миша продолжает улыбаться, глядя на то, как Даша открывает торт и осторожно берёт в руки нож.

– Но ты всё равно любишь меня?

– Всегда, – улыбнулась девушка и разложила по тарелкам два кусочка торта.

На самом деле наш рыжий друг не горел желанием рассказывать о своём знакомстве больше, да и в принципе о характере Саши, потому что сестре он явно не понравится. Она привила брату любовь к людям и к взаимопомощи и, скорее всего, даже слушать бы не захотела о еже, который терпеть не может людей и фыркает, как только видит их.

Они поговорили еще в районе нескольких часов, но в какой-то момент Миша опомнился, что чай давно остыл, от торта не осталось практически ничего, а стрелка на настенных часах перевалила за девять. Он вздохнул, встал, после помог Даше убрать со стола и вышел на улицу.

Зимой солнце садится рано, а в шумном городе за серыми многоэтажными зданиями последние лучи солнца пропадают намного быстрее, не дав насладиться сиреневым закатом. Большие здания в темноте выглядят довольно пугающе, но свет фонарей на тротуаре рассеивает страх, после чего парень облегченно выдыхает. Он мог бы доехать до дома на такси, но для этого сердобольного был важен каждый рубль, который он лучше отдаст бездомному. На улице было еще полно людей, которые только выбрались со своих квартир, чтобы прогуляться до огромной искусственной ёлки на главной площади или встретиться с друзьями у них дома за чашкой чая. Да и поток машин, кажется, стал только больше. Они сигналят людям, что на секунду позже зеленого света на светофоре перешли дорогу, светят им в глаза фарами, а помимо этого счастливые и грустные лица прохожих освещают неоновые вывески на зданиях, на всю улицу заявляющие том, что только в их магазине все могут купить свежую скумбрию по сказочной цене. От всей этой городской суеты у Миши даже заболела голова. Он вздрогнул от холода, обнял себя за плечи, выдохнув горячий пар со рта, и ускорил шаг. Ему казалось, что сразу после того, как он придёт домой – тут же упадёт в кровать и уснёт. По неизвестной причине он сильно устал сегодня. Так и вышло: Котов открыл дверь, усталыми большими глазами оглядел темную квартиру и, сняв куртку, упал спиной на кровать. Глаза медленно слиплись от приятной усталости, которую он давно не испытывал, коротая праздничные дни на работе, и юноша провалился в сон, даже не услышав звонка от главной медсестры, что должна была сообщить ему об утренней смене.

Глава третья.

Миша никогда не запоминал сны. Будь это кошмар или история с какой-то незнакомкой или незнакомцем – сразу после пробуждения всё рассеивалось, словно туман. Иногда это было обидно, ведь самое четкое воспоминание из его детства – это разговоры с мамой ранним утром. Как он еле перебирая ногами шёл на кухню, а голые ступни ничего не чувствовали от того, что рыжий мальчик не любил носки и его совсем не волновал холодный пол, потому что носки, которые купила ему мама – девчачьи.

– Солнце, надень хотя бы тапочки. Ты же ноги застудишь.

– Мне не холодно, мамочка, – отвечает мальчик лет шести, усаживаясь за стол и лучисто улыбаясь женщине напротив.

– Что тебе сегодня снилось? – спрашивает она, подперев мягкую щеку ладонью.

Миша жмурит глаза, стараясь зациклиться на уведенном ночью драконе, который катал его на своей спине, но после открывает их и с легкой грустью в голосе произносит:

– Я…я забыл.

– Ох, ничего страшного.

А ведь Котову так хотелось рассказать о своём сне маме, услышать её реакцию, заставить её улыбнуться, но он не мог. Хотя Наталья улыбалась уже от того, что видела, как просыпается утром её сынок, сонно трёт зелёные глазки, зевает и вяло говорит: «Доброе утро».

И вот прошло уже шестнадцать лет, Миша всё так же забывает сны, будто ничего и не снилось, и всё так же почти каждое утро говорит самому близкому человеку «Доброе утро», медленно поднимая уголок губ.

– Извините, молодой человек, я снова забыла, как Ваше имя.

– Миша, – отвечает он, не прекращая улыбаться матери.