Вообще-то Бернарда, который вел себя относительно хорошо в надежде освободиться условно-досрочно, так возмутили эти сообщения в прессе, что он воспользовался запрещенной, но широко распространенной в тюрьмах системой тайной почты и, рискуя потерять репутацию примерного заключенного, переправил принцессе письмецо. Под диктовку Бернарда его написал подкупленный им охранник, а на волю письмо доставил Парди Бердфидер, уголовник средних лет из Такомы, только что освободившийся после пятнадцати лет отсидки за уличные кражи. Бердфидер, который долгие годы с успехом выхватывал дамские сумочки, пока по невнимательности не срезал калоприемник (он улизнул бы и в тот раз, если бы не остановился, чтобы пересчитать куш), так вот, этот самый Бердфидер помог вытащить окровавленного Чака из кустов ежевики, порядком изодрав свой новенький костюм, презентованный ему правительством, после чего вручил послание Хулиетте. Можно сказать, Бердфидеру изрядно повезло: по счастью, королевский обычай, который предписывал казнить гонцов, приносящих дурные вести, давно отменили.
«Блин!»
Так начиналось письмо.
«Блин! Если ты думаешь, что карцер – это плохо, попробуй сравнить это с ощущением, когда с полдюжины крысят повисают в воздухе, вцепившись зубами в твои яйца. Именно так я себя чувствовал, когда узнал, что наши личные отношения превратились в публичную «мыльную оперу», малобюджетное интервью с Барброй Стрейзанд и дурацкую забаву вроде карабканья на майский столб или секса в телефонной будке. Детка, похоже, мы с тобой больше не высасываем сок одного и того же апельсина. Любовь – это не цирковой фургон, на подножку которого запрыгивают пропащие души, не нашедшие другого средства передвижения. Думаю, ты уже поняла, что «движение в защиту любви» – это логическая несообразность, противоречие по определению и что общество с полпинка готово сделать из самых глубоких, самых искренних человеческих переживаний очередное идиотское модное поветрие. Ты дала ему эти полпинка. Мне кажется, можно убрать девушку из рядов движения, но его дух выбить из девушки нельзя. Даже в уединении ты не справилась со своими стадными инстинктами. Пусть наивные спасительницы мира вроде тебя и дальше думают, что наша любовь была Небесным Чудом, но на самом деле она не стоила и ломаного гроша».
73
Если бы слезы принцессы можно было вытянуть в одну линию, то вокруг Сиэтла образовался бы ров с водой, а если запрудить ими реку, там нашел бы убежище затравленный гарпунерами кит и вдобавок пришвартовался бы
По берберскому поверью, в загробном мире нет воспоминаний, поэтому горсть земли с могильного холма способна заставить человека забыть о печалях и горестях, особенно если дело касается несчастной любви. Бернард, увы, не приложил к своему письму могильной земли, а если бы и приложил, слезы Ли-Шери превратили бы ее в грязную кашу.
Насквозь промочив горючими слезами матрас из пенорезины, принцесса вышвырнула его из окошка в заросли ежевики (какая жалость, что она не сделала этого до того, как туда упал Чак). После этого Ли-Шери разбила о стену ночной горшок, а потом, мечась из угла в угол, как разъяренная тигрица, изрезала все ноги о его осколки.
Она схватила пачку «Кэмела» и смяла ее в своем маленьком кулачке, разрушила пирамиды и переломила горб дромадера. Мумии в панике выбегали из пирамид, волоча за собой бинты. Вода фонтаном слез выплеснулась из раздавленного горба.