Читаем Натюрморт с яблоками полностью

— Они глазели на твои плечи. У этой девицы не такие красивые плечи как у тебя.

— Идиоты!

— Я заварю тебе ароматный чай "Принцессу Гиту".

— А ты что дверь не запираешь? А если бы это были какие-то обкурившиеся марихуаной бандиты? Или маньяки? Я удивляюсь твоему отношению ко всему, тебе кажется, что на дворе наступил всеобщий коммунизм, а люди вокруг такие, что мухи не обидят. Уверяю тебя, страшней человека нет зверя на земле, для него убить собрата, все равно что справить нужду. Кстати, вчера ты сам в этом убедился.

Одеяло на сидящей Алине сползло, обнажив ей груди.

— И когда, черт возьми, закончится весь этот бедлам?! — продолжала она, жестикулируя нежными, длинными руками. — А там наверху Бог все видит и терпит?! Конечно, никакой Бог не поможет жалким людишкам.

— Так сделать тебе чай?

— Не хочу я никакой чай! Налей мне лучше самогон!

Они выпили по рюмке самогона. Постепенно щеки у Алины зарозовели, а зеленые глаза покрылись синеватой шелковой вуалью.

— Ты ребенок, — сказала она, — тебя раньше времени выпустили на улицу, а ты еще даже не стоишь на ногах.

* * *

Он доехал в метро до станции "Баррикадная". На улице, где располагались торговые ларьки, они с Алиной условились встретиться. По словам Алины, офис Ричарда Гросса находился отсюда недалеко, на Поварской улице.

— Эй, профессор! — прозвучал совсем рядом чей-то зычный окрик в то самое время, когда Дмитрий покупал газету в киоске. Мужик в инвалидной коляске без двух ног глядел в его сторону.

— Вы меня? — спросил фотограф.

— Ну, конечно, а кого же еще? — ответствовал инвалид.

— Но я не профессор, — сказал Ли-Маров, приближаясь к нему.

— Газету покупаешь, значит — профессор, — сердито выдавил человек в коляске. — Ну чего деньги тратишь на бумагу? Там все одно пишут, про политику, да про голых баб. Лучше бы подал мне на булку хлеба.

Дмитрий дал ему мелочь.

— Это другое дело, — кивнул мужик, ссыпая монеты куда-то за пазуху. Шея его была открыта всем ветрам, а старая военная куртка, должно быть, мало защищала от холода. Мимо его коляски шли люди, только что вышедшие из метро.

— Эй, интеллигент! — окликнул инвалид прохожего мужчину в берете. — У тебя усы отклеились! Слышь?!

— А ты, капитан, куда торопишься?! — задевал он тут же другого господина в демисезонном пальто. — В далекое плаванье, что ли, собрался? У твоего корыта дно прохудилось! Ведь потонешь!

Человек в пальто вернулся, стал в двух шагах от коляски.

— Я сейчас тебя как опрокину, — произнес он грубым голосом.

— Меня много раз опрокидывали, — сказал инвалид. — Привык. Да ты не серчай. Я нынче зол. Подал бы мне рубль, что ли… О, спасибо! Твой рубль я сохраню, не буду трогать, просверлю в нем дырку и повешу на шею, как талисман. Живи долго. А на мой язык не обращай внимания. На то он язык, чтобы болтать.

Мужчина в пальто нахмурился слегка и пошел своей дорогой.

— Послушайте, — сказал Ли-Маров сидящему в коляске, — может, вам не нужно так… Вы же отпугиваете людей.

— А, — махнул рукой инвалид, — все едино. И так плохо, и эдак хреново. Люди как сонные мухи, а я пытаюсь их расшевелить.

Тут подошла Алина.

— Привет! — сказала она, беря его под руку. Они зашагали в сторону Садовой-Кудринской улицы, мимо ресторанчика чешской кухни "У Швейка".

— Кажется, успеваем, — сказала Алина. — Ричард ждет нас ровно к пяти. А этот Игнат, я вижу, и тебя достал. Что, выцыганил монеты?

— Его зовут Игнат? — спросил Дмитрий.

— Он тут известная личность, — ответила Алина. — Злой как черт. Задирает всех подряд. Но подают. Знаешь, как он меня назвал однажды? Мадам вечернего тумана. Представляешь? Сейчас вспомню…"О, Мадам вечернего тумана! Придержите шаг ваших очаровательных ножек. Я вам поведаю историю о том, как простая деревенская девушка нашла своего принца." Ну каково такое услышать?

— По-моему, замечательно.

— Я обычно обхожу его стороной, но иногда забываюсь и сталкиваюсь с ним нос к носу. И тогда-то я рискую в полной мере ощутить на себе острый его язык. В прошлом месяце я была свидетелем такой сцены, — молодая девчушка напоролась на коляску и ушибла себе колено. А Игнат отпарировал ей незамедлительно: "Мадмуазель! Глядите себе под ноги. Не надо витать в облаках, там ничего нет, кроме обмана. Привыкайте к обману людскому, раз уж вы родились на земле." Вот что он ей сказал. Почему бы тебе не сфотографировать его? Занимательный типаж. А?

— Пожалуй, — согласился Ли-Маров.

— Я сказала Гроссу, что ты известный фотохудожник.

— Известный?!

— А разве нет? Если ты живешь у друга на даче и питаешься одной картошкой, это ни о чем не говорит.

Вскоре они прибыли на место. Алина толкнула дверь из кованных железных прутьев. Бизнесмен Ричард Гросс встретил их в своем кабинете. Улыбчивый, невысокий, худощавый, лет тридцати пяти, с зачесанными назад светло-русыми волосами.

— Здравствуйте! Очень рад встрече, — сказал Гросс с едва заметным европейским акцентом. — Много слышал о вас от Алины Андреевны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ход королевы
Ход королевы

Бет Хармон – тихая, угрюмая и, на первый взгляд, ничем не примечательная восьмилетняя девочка, которую отправляют в приют после гибели матери. Она лишена любви и эмоциональной поддержки. Ее круг общения – еще одна сирота и сторож, который учит Бет играть в шахматы, которые постепенно становятся для нее смыслом жизни. По мере взросления юный гений начинает злоупотреблять транквилизаторами и алкоголем, сбегая тем самым от реальности. Лишь во время игры в шахматы ее мысли проясняются, и она может возвращать себе контроль. Уже в шестнадцать лет Бет становится участником Открытого чемпионата США по шахматам. Но параллельно ее стремлению отточить свои навыки на профессиональном уровне, ставки возрастают, ее изоляция обретает пугающий масштаб, а желание сбежать от реальности становится соблазнительнее. И наступает момент, когда ей предстоит сразиться с лучшим игроком мира. Сможет ли она победить или станет жертвой своих пристрастий, как это уже случалось в прошлом?

Уолтер Стоун Тевис

Современная русская и зарубежная проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези