Натюрморт с яблоками

Домик друга Литвинова находился в пяти минутах ходьбы от станции, в сосновом лесу. Дом был срублен в незапамятные времена, весь потемнел, но стоял еще крепко на земле, ничуть не скособочился как другие дома по соседству. Он достал ключ из кармана, отпер дверь. Гостья с интересом оглядела комнату, где посредине стояла русская печь. За сутки Дмитрий кидал в печь четыре увесистых полена, утром и вечером, — этому его обучил Литвинов, — и в доме было тепло. Дымоход обогревал и верхнюю комнату. Алина из любопытства сходила и наверх, потом сняла куртку, принялась готовить еду. Газа здесь не было, Ли-Маров пользовался электрической плиткой. Воду он брал из колодца во дворе. Из съестных припасов у него еще оставалось ведра два картошки, банка маринованных грибов и полкоробки вермишели. Зато всевозможного варенья и компота в стеклянных банках было в погребе целая батарея. Он полез за банкой в погреб, нашел там и давно подзабытый, покрытый паутиной, бутыль, плотно закрученный пробкой, где еще пребывало грамм триста-четыреста самогона. Фотограф не знал, как отнесется к находке Алина, и оставил бутыль на месте, потому что они все же условились пить чай. Сам Дмитрий никогда не пил спиртное один. Последний раз он «раздавил» две бутылки вина «Киндзмараули» с Толиком Литвиновым, накануне его отъезда в Украину. С тех пор не было никакого повода. Так что самогон мог благополучно пролежать в погребе еще сто лет.

Алина пожарила картошку и сварила вермишель. Сгодились и грибы. Все это они отнесли наверх. Сели за стол.

— Ну вот, — сказала гостья, — значит, вы здесь живете. Ничего домик, жить можно. Давайте, пробуйте, что я тут сварганила.

— Очень вкусно, — похвалил Ли-Маров, — ничего подобного я не догадался бы приготовить.

Где-то посредине трапезы он осторожно заметил про самогон в погребе.

— И вы до сих пор молчали?! — воскликнула с веселым смехом Алина. — Несите же его скорей сюда!

Дмитрий сходил вниз за бутылем, вытер его тряпкой и прихватил две рюмки.

— Это другое дело, — улыбнулась женщина. — А то, понимаешь ли, компот пьем…

Самогон был ядреный, крепкий, совершенно без запаха сивухи.

— Это, по-моему, царский напиток, — сказала, чмокая губами, Алина. — Такой самогон умели делать в России только до революции семнадцатого года. У вас есть музыка?

— Музыка?

— Ну, магнитофон или радио?

— Есть. — Он включил старый, разбитый приемник «Спутник», стоявший на подоконнике, крест-накрест перевязанный бельевым шнуром. Настроил на легкую волну.

— Так веселей, — с улыбкой молвила женщина. Щеки ее залил румянец. Она подняла на него глаза: — Теперь я знаю — вы фотограф. Немудрено было догадаться. Треножник с фотоаппаратом, на стенах фотографии в рамах, и вообще — у вас глаза фотографа.

— Что, у фотографа другие особенные глаза? — удивился Дмитрий.

— Изучающие, впитывающие, — сказала Алина. — Я только сейчас поняла. — Она встала, начала разглядывать на стенах фотографии. Дошла до дивана, присела на него.

— Вы здесь спите?

— Да.

— Ой, я уже пьяная. А вы?

— Кажется, тоже.

— Мы можем разговаривать на — ты. Хотите?

— Как вам будет угодно.

— Решено. Скажи мне, Дима, что ты думаешь о сегодняшнем вечере?

— Вечер замечательный. На дворе холодно, а тут тепло. И я в компании прекрасной женщины пью чай.

— Не чай, — с легким смешком заметила гостья.

— Да, — сказал он, — не чай.

— Ответь, пожалуйста. Я тебе нравлюсь?

— Да. Еще тогда понравилась, два месяца назад, в электричке.

— И насколько я нравлюсь?

— Настолько… чтобы надеяться на взаимопонимание, чтобы мои слова были бы тебе понятны.

— И все? — Алина смотрела на собеседника с лукавством. — Что-то чересчур скромно. Ну да ладно. А хотел бы ты спать со мной?

— Спать?..

— Ну да.

— Гм… Я вообще-то не думал об этом. Я полагал…

— Что?

— Для меня важно человеческое общение. Но не подумай, что я консервативен в понимании желания. Если получится спать — хорошо, не получится — тоже неплохо. Я не строю из этого культа.

— Но у нас должно получиться?

— Все зависит от обстоятельств… Необходимо, чтобы все шло своим чередом, чтобы не было ни намека на насилие, чтобы одно проистекало из другого.

— Ведь такой чудный вечер не может закончиться просто так, — продолжала с какой-то упрямой настойчивостью Алина. — Было бы обидно… Я все эти дни думала, что если встречу тебя снова, то не только слова прощения послужили бы облегчением моему сердцу, но и физическое обладание меня тобою. Просто я думала, вот встречу его, и отдамся ему целиком. Это послужит искуплением.

— Постой, — сказал фотограф, выждав паузу, — ты не совсем справедлива к себе. Твоя вина Бог весть что… Такие банальные истории происходят с миллионами людей. Ты преувеличиваешь.

— Гм, значит, нам не надо спать?

— Сегодня — нет. Потому что… — он старался удержать ускользающую мысль. — Может, это получится в другой раз, в более благоприятное время.