Натюрморт с яблоками

«Бабочка летает, машет крылышками, — отвечало второе яблоко, с оранжевым боком. — Каждый взмах ее крыла на самом деле уже сделан в прошлом времени и следующий настоящий взмах тоже уходит тотчас в прошлое. Только память может сохранить полет крохотного существа, а стало быть, и время.»

«Но память тускнеет, — изрекло, наконец, третье яблоко, все сплошь вишнево-алое. — А фотография продлевает память. Но и она постепенно ветшает. Вот почему мы устремляемся за облака, потому что знаем — там, на поверхность голубых звезд и садится время, которое уже никогда не уходит в прошлое, оно поведает нам всю прекрасную историю о себе.»

Потом наступила тишина. Она лежала на его руке, они молча прислушивались к мелодии уходящего времени, и, должно быть, пытались понять, что произошло и что происходит вокруг.

— Какие глупые мы, — произнесла тихо женщина, глаза ее в темноте светились синевою весеннего неба и безмятежной счастливой усталостью, — развели такую галиматью. — Она рассмеялась. — Понесли философию на тему жизни. Ты начал или я?

— Не помню.

— Все-таки я, а ты продолжил.

— Да, так и есть.

— А вообще мне немного стыдно.

— Отчего?

— Я вела себя не должным образом. Ты, наверное, подумал, что я натуральная шлюха?

— Совсем нет.

— Но я, правда, желала тебя.

— Ну и что?

Из разбитого приемника доносилась, как из далекого далека, слабая незнакомая музыка. Фотоаппарат, прикрученный к треножнику, выглядывал из темного угла, тускло отсвечивал объективом. В последний раз Дмитрий снимал окно своей комнаты, выходящий во двор. Сейчас аппарат выглядел живым существом, Эмилией, наблюдающей за ними с укором.

— А как ты проводишь время? — спросила Алина. — Кроме радиоприемника у тебя ничего нет, ни телевизора, ни магнитофона.

— Читаю, — сказал Ли-Маров, — Здесь много книг.

— Вообще-то новости можно послушать и по радио, — согласилась женщина и вздохнула глубоко. — А Вячеслав Сергеевич, поди, растит уже внуков… А у меня все пошло наперекосяк, дважды выходила замуж… Идеальных людей не бывает. Я искала в каждом мужчине черты характера Максимова… Надо смириться, успокоиться. Не пытаться прыгать выше собственной головы… — Она погладила Ли-Марова по голове, перебирала пальцами сбившиеся волосы. — Ты почему не стрижешься? Если вздумал носить длинные волосы, то надо за ними ухаживать.

— Согласен, завтра же и постригусь.

— Кстати, ты нашел работу?

— Нет.

— Неужели нигде не требуются фотографы?

— Наверное, не там ищу.

— А как звали твоего учителя? — спросила, погодя, Алина.

— Это женщина, — ответил Дмитрий.

— Да?!

— Ее имя — Эмилия.

— Значит, эти яблоки на стене — ее?

— Да.

— А где она сейчас?

— Далеко. В другой теперь стране.

— Ты с ней поддерживаешь связь?

— Нет.

— Почему?

— Так случилось. Мы расстались двадцать лет назад.

— Двадцать лет — целая жизнь.

Алина ушла утром. Она не сказала, встретятся ли они еще.

* * *

Дмитрий заболел, что было недопустимо в его положении. Схватил простуду. Отправился налегке за дровами в сарай, загляделся на белку, вылезшую из своего теплого дупла и бегающую по веткам сосны. Вот тогда-то его и прихватило. Вечером он почувствовал легкий озноб. Выпил горячий чай с малиновым вареньем, которое нашел в погребе и лег в постель, укрылся с головой одеялом. В полудреме он видел огромное поле и Эмилию под дождем. Круглые коленки ее в зеленых пятнах клевера. Ветер клонит траву, низко над землей мчатся темные тучи, внезапная вспышка молнии ярко освещает все окрест.

Дмитрий видел и давние отрывистые картины, когда после возвращения из армии не застал дома Эмилию. Любимая женщина уехала, оставив ему последнее письмо. Она писала, что не хочет ломать его судьбу и что единственным выходом может стать ее отъезд. Еще она советовала ему продолжать заниматься фотографией, что оставляет на память фотоаппарат «Фуихтлендер», доставшийся ей от деда, а также фотографию с тремя яблоками, которая ему больше всего нравилась… «Я верю, что ты найдешь в себе мужество и во имя памяти о нашей любви, не станешь меня искать.» — так заканчивалось письмо.

Первое, что сделал в сердцах Дмитрий, — выбросил фотоаппарат со штативом в реку. Поостыв, он достал все выброшенное назад и отправился странствовать по свету, сделался пилигримом во времени и пространстве.

В жару Ли-Маров продолжал видеть те места, где путешествовал, — степи, пустыни, города, леса, реки, моря и бесчисленные нити стальных рельсов, уходящие за горизонт — туда звала его судьба.

* * *