Натюрморт с живой белкой (СИ)

— А я не знаю, что потом… Да и важно ли это сейчас? — Денис нагнулся и потерся лбом о лоб Белки. — Я не хочу говорить, я люблю тебя. Это глупо через неделю, верно? Но я определенно что-то чувствую. Что-то большее, чем должен был, будь наш роман просто курортным. И я не хочу потерять это состояние невесомости. Я думал, что давно разучился или так и не научился что-то чувствовать, кроме обиды, зависти и прочей хрени. Ты из другого мира, Белка, ты права. Но я хочу, чтобы ты пустила меня в свой мир, научила жить по-другому, чувствовать по-другому, ценить что-то другое… И я понимаю, что без денег это сделать невозможно. И я буду пахать, как вол, как пахал до этого… Но у меня должен быть стимул для работы. Дай мне его…

— Денис, — прошептала она, когда вместо плеч, тот сжал ей щеки. — Мы мешаем людям.

— Глупая, это люди мешают нам! Белка, ты будешь меня ждать? Ну скажи же мне — да…

В ответ Белка поднялась на носочки и поцеловала его. В губы. Быстро. По-детски.

— Понял, — Денис отстранился и облизал со своих губ ее поцелуй. — Ты постараешься. Это тоже ответ. Даже лучше, чем «да». Люди вообще перестали стараться быть лучше для кого-то другого. Все для себя, только для себя… Что там у нас со временем?

Белка сунула руку в карман джинсов, но телефон не желал вылезать ни в какую. Точно знал, что его владелица не хочет видеть противные цифры.

— Через час нам надо вернуться к метро.

Денис кивнул.

— Час — это вечность.

Они вышли к собору и двинулись мимо развалов старьевщиков — пластинки, монеты, бусы, кольца, ножницы, веера, даже аптекарские весы и старые телефоны привольно устроились среди прочего барахла, но взгляд Белки упал на старые книжки карманного формата.

— Смотри! — потянула она Дениса за рукав. — Куприн. Поединок.

Да, в скобках, после испанского названия, латиницей было выведено оригинальное.

— Я прочитаю и напишу тебе свое мнение. Только по-английски, ладно?

Белка вытащила из кармана монетку в два евро и протянула старику.

— Идет? — она снова смотрела на Дениса.

По его лицу блуждала растерянная улыбка, высвечивая над губой легкую щетину, которую он не заметил, бреясь на станции электрической бритвой вслепую.

— Тогда я тоже его прочитаю. Только не на испанском, а в оригинале. Думаешь, я так хорошо знаю классику?

Белка улыбнулась, и плечи ее дрогнули теперь уже не от слез, а от смеха.

— Лучше, чем я, это точно.

— И ты будешь писать мне каждый день? — И когда Белка промолчала, Денис добавил. — Хотя бы одну строчку, чтобы я знал, что ты меня не забыла.

— Ты будешь получать ее ночью, — попыталась улыбнуться Белка, но вместо этого закусила губу.

— Я буду ждать ее каждый вечер, и ночью с ней мне будет не так одиноко.

За спиной у них вдруг зазвучал знакомый мотив. Они обернулись к седому уличному музыканту, устроившемуся с колонкой и гитарой в стороне от соборной лестницы.

— Что такое «бесаме мучо», я знаю, — улыбнулся Денис, поднося руку Белки к губам вместе с зажатой в ладони книжкой. — А дальше что там за слова?

— А дальше, как в последний раз, — прошептала Белка, опуская свободную руку ему на плечо, чтобы удержать на месте ремень сумки. — Я хочу, чтобы ты был рядом со мной, чтобы я могла смотреть тебе в глаза…

Денис сжал ей руку, беспощадно сминая корешок книжки.

— Ты действительно этого хочешь?

— Я перевожу тебе песню, — попыталась улыбнуться Белка, но лишь горько скривила губы и тут же почувствовала прикосновение влажных губ Дениса.

— Поцелуй меня так, — шептала она, касаясь языком его передних зубов, — как будто это в последний раз, потому что я боюсь потерять тебя. Целуй меня, целуй, потому что, возможно, завтра я буду уже далеко от тебя… Потому что… — Белка вжалась губами в его губы, и слова слились в один протяжный стон: — Завтра тебя рядом не будет. Я это точно знаю, потому что это уже не песня.

Денис не поцеловал ее, а сгреб обеими руками и прижал к себе так, будто желал навечно впечатать в себя, чтобы никакая сила не могла уже оторвать от него желанную девушку.

Голос певца звучал то громче, то тише, хотя микрофон работал отлично. Это у них кровь то приливала к голове, и мир с его звуками исчезал, и они парили в танце, точно в невесомости, то обрушивалась в ноги, и тогда, позабыв про ритм, они стояли истуканами, оглушенные голосами посторонних людей и чужого безразличного к их беде города.

— Ло-сьенто! — выдохнула Белка испанское извинение, когда они нечаянно задели своими переплетенными пальцами проходившую мимо женщину.

Пришлось прекратить танец. Денис сунул руку в карман и найдя там еще пару монет, протянул Белке с просьбой отдать их музыканту, который давно уже пел иную песню. Более оптимистическую. И в нее хотелось верить куда больше предыдущей.

Денис и Белка прошли дальше и замерли в скверике, подле столиков уличного кафе. Впереди высилась стена, набранная из разноцветных квадратиков, точно пикселей — на картинке была изображена пара губ, жадно тянущихся друг к другу или же только что насильно разорвавших поцелуй. Никто не знает. Каждый понимает по-своему.

— Я впервые в жизни хочу, чтобы моя девушка сделала селфи, — улыбнулся Денис.