Нациестроительство в современной России

Павловский высказал в 1991 г. стратегические идеи, в них и надо вникать. Говоря об этом разделении, идеологи перестройки в разных выражениях давали характеристику того большинства (охлоса), которое не включалось в народ и должно было быть отодвинуто от власти и собственности. Это те, кто жил и хотел жить в «русском Космосе». Г. Померанц пишет: «Добрая половина россиян — вчера из деревни, привыкла жить по-соседски, как люди живут… Найти новые формы полноценной человеческой жизни они не умеют. Их тянет назад. Слаборазвитость личности — часть общей слаборазвитости страны. Несложившаяся личность не держится на собственных ногах, ей непременно нужно чувство локтя. Только приоритет личности делает главным не место, где проведена граница, а легкость пересечения границы — свободу передвижения».424

Здесь выражено тяготение этого нового народа к тому, чтобы включиться в глобальную расу «новых кочевников». Наличие в российском населении такой социокультурной группы (практически, субэтноса типа казаков), тем более весьма влиятельной, создает и будет создавать большие трудности при любой доктрине нациестроительства.

Надо подчеркнуть, что идеологи реформы 1990-х гг. в России кардинально порвали с нормами Просвещения даже в их кальвинистской трактовке. В США «отцы нации» отстраняли большинство населения от участия во власти с помощью новых политических технологий. Но при этом они не лишали это большинство статуса народа, они лишь ущемляли его в некоторых правах. А. Гамильтон говорил: «Истинное различие между древними формами республиканского правления и принятой в Америке в полном исключении народа, который представляется общенародным собранием, из участия правления в Америке, а не в полном исключении представителей народа из правления в древних республиках».425 Идеологи российских реформ, сдвинувшись к рациональности постмодернизма, вообще не признают отодвинутое от политического волеизъявления большинство народом.

Именно так и обстоит дело в РФ: на практике численное большинство в государстве лишено возможности в полной мере пользоваться своими гражданскими правами. Практика эта определена тем, что и собственность, и реальная власть целиком принадлежат представителям другого народа — того самого демоса, о котором говорилось выше. Именно эти представители диктуют экономическую, социальную и культурную политику. Большинство населения против монетизации льгот или смены типа пенсионного обеспечения, но власть не обращает на это внимания. Большинство страдает от программной политики телевидения, выступает против смены типа российской школы или ликвидации государственной науки — на это тоже не обращают внимания. Большинство не желает переделки календаря праздников, не желает праздновать День независимости — и на это не обращают внимания. И все это вполне законно, потому что в созданной в 1990-е гг. политической системе это численное большинство — охлос, пораженный в правах.

Что же касается «сборки» демоса, то утверждалось, что в ходе реформы произойдет консолидация индивидов, «освобожденных» от уз тоталитаризма, в классы и ассоциации, образующие гражданское общество. Этому должны были служить новые отношения собственности и система политических партий, представляющих интересы социальных групп. Должны были быть реформированы и механизмы, «воспроизводящие» народ, — школа, СМИ, культура и т. д. На первый взгляд, за 1990-е гг. удалось в значительной мере ослабить патерналистский характер государства и произвести экспроприацию собственности у большинства населения, перераспределив соответственно и доходы.

Но в главном план оказался утопическим и выполнен не был. Гражданского общества и «среднего класса» не возникло. Созданный социально-инженерными средствами квази-народ («новые русские») оказался выхолощенным, лишенным творческого потенциала и неспособным к строительству в социальной и культурной сфере. Большинство населения не изменило своего представления о том, что такое народ. Оно продолжает именно себя считать народом, а не «новых русских» и не либеральную интеллигенцию. Люди, в общем, даже плохо понимают, чего от них хотят. Они считают себя народом, а демократию — властью большинства народа. И до сих пор удивляются тому, что Запад явно поддерживает ничтожное меньшинство — какие-то «демократические группы в России».

Отношение общества к реформам