Публикация Г. Шмидтом ряда статей и книги «История Старой империи. Государство и нация 1495–1806 гг.» (1999 г.) вызвала не прекратившуюся до сих пор дискуссию, в ходе которой многие немецкие историки достаточно серьезно критиковали основные положения его концепции. Шмидт, развивая некоторые положения одного из крупнейших германских историков прошлого века Ф. Мейнеке, отмечает, что Империя была идеей, иерархической структурой и государственно-политической программой, в которой сочетались и противоречили друг другу римская традиция и немецкая реальность[476]
. Многие немецкие историки упрекнули его в преувеличении степени национального самосознания в Германии раннего Нового времени и тенденции к восстановлению некоторых постулатов малогерманской национально-государственной историографии[477].Разумеется, и Германия, и германский национализм имели глубокие исторические и культурные корни, но до эпохи модернизации, согласно ставшему уже достаточно распространенным взгляду, такого явления, как германский национализм, попросту не существовало. Я склоняюсь к точке зрения «модернистов» и «конструкционистов», подчеркивающих ведущую роль государства Нового времени в возникновении национализма девятнадцатого и двадцатого столетий. Как замечают Д. Лангевише и О. Данн, рождение германского национального государства в результате политики и войн эпохи Бисмарка и возникшего на этой почве мифа о единстве германской нации и германского государства отодвинули в конце XIX в. воспоминания о федеративных корнях немецкой нации. В концепции федерализма кайзеровского государства, политике, обществе, культуре существовало представление об имперской нации, тогда как прошлое существование многих государств под крышей Священной Римской империи создало федеративный национализм[478]
. Историк права М. Штолльайс отмечает, что имперский патриотизм конца XVIII в. существенно отличался от энтузиазма гуманистов начала XVI в. и патриотизма времен Тридцатилетней войны и войн эпохи Людовика XIV[479].О. Данн и М. Грох акцентируют внимание прежде всего на том, что Священная Римская империя не была государством Нового времени. Как сама Старая империя не могла быть модернизирована в духе национального государства, так и Пруссия и Австрия не могли стать в конце ее существования основой для формирования национального государства по западной модели. Более того: национальная идентичность в Старой империи вплоть до начала XIX в. существовала преимущественно в кругах ренессансной и просвещенческой интеллигенции, тогда как для основной массы населения были характерны конфессиональная и территориальная самоидентификации[480]
.Французская революция и наполеоновские войны привели к концу Священной Римской империи. Говорить о том, что роспуск Империи прошел при полном равнодушии ее жителей, как это делалось в боруссианистской историографии по утверждению современных исследований (В. Бургдорф и др.), было бы неправомерно[481]
. Но можно ли здесь говорить о национальном патриотизме и сочетании национального и универсального в концепции Священной Римской империи? Вернее всего следует говорить о соотношении и сочетании универсального и территориального, однако созданные в течение нескольких столетий до роспуска Священной Римской империи национальные мифы в лихую годину наполеоновских войн стали идейной основой для стремительного роста немецкого национализма, затем появились и мифы 1871 г. о великой роли Пруссии и т. д. – машина национального мифотворчества была.П. Вильсон и М. Шайх во «Введении» к коллективной работе британских и немецких историков «Священная Римская империя 1495–1806», опубликованной в 2011 г., подчеркивают, что опыт двух мировых войн и последовавшая политическая интеграция большей части стран Европы в Европейском Союзе привели к широко распространенному критицизму концепта «нация-государство» как первостепенной основе всеобщей истории. «Национализм не только сейчас связан с насилием и разделением, но и нация-государство не представляется более как конечное предопределение истории», – пишут они. Отсюда следует новый и совсем не негативный взгляд на Старую империю и Речь Посполитую[482]
. В этой же книге содержатся статьи К. О. фон Аретина и Г. Шмидта, полемизирующих друг с другом. Аретин вновь настаивает на том, что Империю нельзя осуждать за задержки в государственно-политическом развитии Германии, разделенной на микрогосударства; напротив, в ней заключались корни современной германской демократии и федерализма[483]. Ученик Аретина К. Хертер характеризует постоянный рейхстаг в Регенсбурге как эффективный форум для решения общих проблем[484].