Нации и этничность в гуманитарных науках

Кундера в своем эссе задавался вопросом: «Что же значит Европа для венгра, чеха, поляка? На протяжении тысячелетий их народы принадлежали к части Европы, основой которой стало Римское Христианство. С ним неразрывно связана их история. Для них слово «Европа» относится не к географии, а к сфере духа, являясь синонимом слова «Запад»… После 1945 г. граница между этими двумя Европами передвинулась на несколько сотен километров на запад, и однажды утром несколько наций, всегда причислявших себя к Западу, обнаружили, что теперь они находятся на Востоке… Нам пора осознать: происходящее в Праге или Варшаве в основе своей – это не драма Восточной Европы, Советского блока или коммунизма; это драма Запада», – полагал писатель[493]. Иосиф Бродский, в свою очередь, в концепции Кундеры видит все ту же «философскую географию», стремящуюся подменить факты идеологическими конструктами. По мнению Бродского, сама советская система, сама политическая культура этого импероподобного государства не была лишь продуктом некой восточной традиции, Ассирией или Вавилонией XX в. Напротив, корни ее уходили прямиком в толщу западноевропейского рационализма – рационализма, не только интерпретированного на особый лад Карла Маркса, но и самого духа Просвещения, являясь, в конечном итоге, «продуктом западного рационализма, как и восточного эмоционального радикализма». «Короче, видя «русский» танк на улице, есть все основания задуматься о Дидро», – резюмировал поэт[494].

Бродский, кстати говоря, не ограничился полемикой с Кундерой: интересен также и его обмен мнениями с другим адептом идеи Центральной Европы – Чеславом Милошем (на него ссылается польская исследовательница Ирена Грудзинская-Гросс в своей книге «Милош и Бродский: магнитное поле»). Милош был ярым сторонником концепции Центральной Европы, Бродскому же он приписывал идею «Западной Азии»[495].

Российская империя – Советский Союз – Россия, как представляется, выстроились в коллективном сознании Европы в единую линию продолжающегося имперства. Это чувство империи, возможно, имеет мало общего с научным пониманием самого термина. Что бы мы ни брали в качестве основных критериев – величину территории, внутреннюю структуру, неравноправные отношения центра и окраин, предполагающих преимущественно непрямое правление[496]или же идею объединения людей в государстве через «службу себе» (через «государево дело»)^[497] с параллельным преодолением этнокультурных различий – во взаимоотношениях Центральной Европы с собственным прошлым и с своим восточным соседом всегда не последнюю роль играл критерий эмоционального свойства. Если опыт империи Габсбургов в настоящее время может явно или неявно ассоциироваться с попытками практической интеграции через механизмы Евросоюза, то Россия – это образ и опасности (в силу размеров и сил), и родства (в силу сходства культур и отдельности от Европы Западной) одновременно. Что же до настоящего состояния дел, то тщательного анализа заслуживают развивающиеся отношения центральноевропейского пространства с Соединенными Штатами Америки – совершенно внешней для Европы молодой империей, чье влияние в отдаленной перспективе еще не до конца осознанно, но со всей очевидностью сыграет важную роль в дальнейшем конструировании европейских идентичностей.

* * *

УДК 341.217(4)

ШАРОВА ВЕРОНИКА ЛЕОНТЬЕВНА. Научный сотрудник, Институт философии РАН, Москва.

VERONIKA SHAROVA. Research Fellow, Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences, Moscow.

E-mail: veronika.sharova(a)gmail.com

ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ПАМЯТЬ ОБ ИМПЕРИИ ФАКТОРОМ ИНТЕГРАЦИИ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЫ?

Сегодня, когда Европейский Союз состоялся в качестве впечатляющего примера наднациональной интеграции, сплотившей весьма разнородные государства, стоит задаться вопросом – какие факторы, помимо сугубо прагматических, объединяют это пестрое пространство, и каким образом интеграционные возможности могут перевесить дезинтеграционные риски в современных условиях геополитической нестабильности и регулярно возникающей турбулентности в экономике. Есть смысл обращаться и к ранее реализованным сценариям, чтобы поразмышлять над тем, какие из проверенных временем вариантов организации политико-географического пространства могут быть взяты на вооружение сегодня.

Нашей целью является исследование специфики объединительных процессов в одной из зон общеевропейского «дома» – Центральной Европе, включающей в себя Австрию, Венгрию, Польшу, Словакию, Чехию; зачастую к этому региону относят и Швейцарию. Особенность Центральной Европы заключается, в частности, в том, что она обнимает скорее политические границы, чем географические, т. к. ее географический центр расположен на крайнем западе Украины, (с. Деловое Раховского района, Закарпатская область), но с политико-культурной точки зрения «центр тяжести» все же смещается в западном направлении.